Он бережно поднял несчастное создание и сунул за отворот пальто. Котенок отогрелся и сидел тихо, боясь поверить своему счастью. До дома оставалась пара кварталов, Егор решил сэкономить и пойти из института пешком. Всю дорогу Егор вел диалог с жабой:
– Брось ты этого котенка, это же лишний рот, – настаивала жаба.
– Но он же совсем маленький и ест немного, – возражал Егор.
Тогда еще не было рекламы про «желудок с наперсток», поэтому жаба была особенно настойчива.
– Пока мало, он вырастет, – не унималась жаба.
Жаба почти победила, Егор распахнул отворот, чтобы вышвырнуть лишний рот обратно на улицу, но разомлевший котенок так мирно спал, что у Егора не поднялась рука.
Дома было тихо и темно, как всегда после смерти мамы. Никто не интересовался, как у Егора прошел день, что он ел и не замерз ли. Егор вздохнул, включил свет и вытащил из-за пазухи спящего котенка.
– Мяу, – запротестовал котенок.
На душе у Егора скребли кошки, вернее котенок, тот самый, который копошился у ног. Егор уже пожалел, что не послушал жабу. Первым делом он налил в миску молока, поставил на плиту кастрюлю с супом.
Пока грелся суп, Егор отнес своего подопечного в ванную. Под струей воды котенок имел совсем жалкий вид.
– Без слез не взглянешь, – после смерти мамы Егор приобрел привычку говорить сам с собой.
Затем Егор вытер питомца полотенцем и постелил ему старый половик в углу. Поев суп с хлебом и допив чай, он сел заниматься. Котенок не пожелал лежать на подстилке, он пришел к новому хозяину и прижался к ноге.
Егор взял его на колени, где малыш свернулся клубочком и задремал. Жаба молчала.
Летом Егор получил диплом. С армией Егору повезло. У него нашли… нет, не жабу… плоскостопие. Мурзик вырос, гигантом он не стал, но затраты на его корм все равно сильно беспокоили Егора.
Он никогда и подумать не мог, что небольшой кот может столько есть. На пропитании кота Егор тоже экономил, поэтому кот имел атлетическое телосложение и сверху походил формами на селедку.
Иногда он пропадал где-то днями, что не могло не радовать жабу. Зато, когда возвращался, ел за троих.
Получив заветную корочку, Егор тут же устроился по специальности в школу. Стипендия закончилась и пока Егора оформляли, пришлось к неудовольствию жабы пару раз нырнуть в кубышку. Желудки Егора и кота требовали пищи.
Перед Егором встала еще одна неразрешимая проблема: директор школы сказала, что у них принято, чтобы учителя ходили на занятия в костюме. Жаба чуть не упала в обморок.
Было лето, занятия в школе не начались, и Егор клятвенно пообещал директору приобрести костюм к началу учебного года. Домой он шел в расстроенных чувствах. Перед дверью, как назло крутился пропадавший несколько дней Мурзик.
– Явился? – спросил Егор, получив в ответ ожидаемое:
– Мяу.
На выходных Егор отправился на рынок в поисках костюма. Найти подходящий оказалось той еще задачей. При достаточно высоком росте Егор обладал чересчур худощавой комплекцией и многие костюмы, рассчитанные на его рост, сидели, как на корове седло.
Нашлось всего пара достойных, но продавцы заломили за них баснословные деньги. Войти в положение Егора и снизить цену они решительно отказались. В общем, домой Егор пришел потный, злой и без костюма.
Он еще не отошел от толкотни на рынке, переодеваний за занавеской и торга с наглыми продавцами, как за дверью раздалось характерное мяуканье. Егор решил не открывать и даже встал, чтобы прибавить звук на телевизоре. Через полчаса раздался звонок в дверь.
– Неужто Мурзик научился звонить? – по привычке спросил Егор вслух.
Звонил не Мурзик, а соседка, баба Шура, из соседней квартиры.
– Егор, кот пришел, мяукает, я уж думала, тебя дома нет, – прошамкала она.
Мурзик, воспользовавшись случаем, тут же просочился в квартиру.
– Спасибо, – сквозь зубы процедил Егор.
– Эх, Егор-Егор, жениться тебе пора. Поди, худо одному-то, – запричитала баба Шура.
И тут Егор, видимо, ошалев от одиночества, повел себя совсем несвойственно, он стал плакаться. Кому? Бабе Шуре. Вывалил на бедную старушку все свои горести, и про костюм не забыл добавить.
– Костюм? А, ну, пошли, – соседка решительно взяла Егора под локоток и повела к себе. – От моего Паши, царствие ему небесное, костюм остался. Он ведь незадолго до смерти похудел очень. Прям как ты стал. Мы ему костюм справили, а он и не носил его почти.
Старушка открыла дверь, на Егора пахнуло смесью старости, валокордина и валерьянки.
– Ты проходи, проходи, не стой. Он у меня в шкафу висит, как новенький. – Баба Шура, кряхтя, извлекла из недр шкафа черный кофр на вешалке. – Ты только глянь, – она бережно расстегнула кофр и вытащила на свет божий костюм.
Егор бабы Шуриного восхощения не разделял: костюм был цвета детской неожиданности и пах нафталином.
– Ты примерь, – поспешно произнесла соседка, увидев колебания Егора.
Костюм сел, как влитой. Егор придирчиво рассматривал себя в зеркале. Пиджак был двубортный, а брюки со стрелками заканчивались широкими отворотами.
– Такие разве еще носят? – сомневался Егор.
– А че не носят-то? Это ж классика. Ишь, че удумал, – хохотнула предприимчивая старушка. – Это ж натуральная шерсть, а щас че шьют-то, сплошная синьтетика, будь она неладна, тьфу ты, – произнесла баба Шура в сердцах.
Егор прикинул, что ничего дешевле он не найдет. К взаимному удовольствию скрепили сделку рукопожатием, и Егор унес приобретение домой. Так, с легкой руки бабы Шуры он стал обладателем почти нового костюма из настоящей шерсти.
Факт немодного фасона и неожиданного цвета с лихвой компенсировался ценой. Мурзик, видимо, почуял от обновки запах валерьянки и полез обнюхивать костюм. Егор снял кофр и повесил костюм на балкон, проветриваться. Оставалось потратиться на пару рубашек и новые носки.
Первого сентября Егор Ильич, двадцати двух лет от роду, предстал сначала перед учителями, а потом и пред очами учеников, которые оценили и цвет костюма, и двубортный пиджак с подплечниками, и широкие отвороты.
Классы новенькому по традиции дали самые трудные. Егор Ильич отчаянно потел в костюме из настоящей шерсти, пытаясь угомонить воспитанников. Постепенно втянулся, работал, правда, как и учился, без огонька. Постоянно ждал зарплату и в день выдачи стоял в окошко первым.
Кубышка полнилась, Егор Ильич радовался. Платили копейки, но запросы у Егора Ильича были невелики. Правда, ни коллеги, ни ученики Егора Ильича не любили. Коллеги за непонятную им закрытость и обособленность, ученики за сухость.
Так Егора Ильича и прозвали: Сухарь. В столовой Егора Ильича тоже не любили, но выражать свою неприязнь в открытую не решались: дочка поварихи училась у Егора Ильича в седьмом классе.
Егор Ильич в столовой еду не покупал: дорого. Приносил с собой в судочках суп, чтобы совсем уж не позориться, покупал стакан компота, хлеб можно было брать без ограничений, чем Егор Ильич и пользовался.
Жизнь текла размеренно и однообразно, дни сменялись ночами, за осенью шла зима, так незаметно утекли пять лет. Егора Ильича все устраивало. По вечерам он вел задушевные беседы с Мурзиком, смотрел телевизор, ложился спать в одно и то же время.
У Егора Ильича был день рождения. По такому случаю был куплен торт, а Мурзик получил двойную порцию «вискаса». Праздновал Егор Ильич в полном одиночестве, не считая кота. Спиртное он не употреблял, в еде был непривередлив. Съев кусочек торта отправился спать.
***
У Вали Потушковой по истории была твердая тройка, а по поведению красовалась жирная два. По этому поводу Егором Ильичом в школу были вызваны родители. Папа, солидный мужчина в малиновом пиджаке с широкой золотой цепью на шее, вошел в класс по-хозяйски, присел за парту.