Система основывалась на неуклонном контроле над агентами, исключавшем малейшую вероятность двойной игры. «У советских была разработана целая система наблюдения над секретными агентами: их окружали сетью информаторов, за ними следили. Да, за границей тоже следили за агентами. Мне такой работы никогда не поручали. Вероятно, для слежки за коллегами имелись специально подготовленные сотрудники. Один товарищ обнаружил, что за ним следят свои. Сперва он думал, что это местная полиция. Затем понял, что за ним ходит советский агент. Спустя много лет в ГУЛАГе он наткнулся за того, кто вел за ним слежку. Они обнялись по-братски, оба были рады, что их не расстреляли. Рядом с ними британская секретная служба была детской игрой. Да и что это за шпионская сеть, куда нанимают советских шпионов, Филби и прочих!
В результате этой страсти к “вынюхиванию” наши шефы почти не ошибались и держали в руках свою тайную агентуру; им систематически назначали встречи, даже если ничего не надо было делать, просто чтобы не терять с ними контакта. Когда я на семестр уехал учиться в Кембридж, я сказал об этом начальнику, потому что ему полагалось быть в курсе. О любовных интрижках ему не докладывали, разумеется, но такое случалось крайне редко. Остальное он должен был обо мне знать. О моих занятиях, о том, какие исследования вел в библиотеке сам для себя, словом, всё, что имело ко мне отношение. Я ему безгранично доверял. Так же как и я, он был правоверным коммунистом и не сомневался в нашей грядущей победе. Была в нем и человечность. Позже я понял, что нельзя быть настоящим коммунистом, если ты не готов исполнить любой приказ партии, в том числе и самый бесчеловечный. Мой последний шеф разведслужбы был русский, участник Гражданской войны. Он мне об этом никогда не рассказывал, но я догадался по некоторым его намекам, а позже, в ГУЛАГе, встретил человека, который мне это подтвердил. Я видел в моем шефе героя, как правоверный католик, для которого его непосредственный начальник – всё равно что один из двенадцати апостолов.
Да, существует такая вещь, как “нюх”. Например, спустя более чем двадцать лет, в пятидесятые годы, когда я был сослан на жительство в Самарканд, на улице встретил одного человека и сразу почувствовал в нем что-то подозрительное. Я прошел десять шагов, ни больше ни меньше, и обернулся. И он тоже. Это был агент КГБ в штатском. Еще три года понадобилось, чтобы подтвердились мои подозрения: в 1959 году этот самый человек выдавал мне справку об освобождении. В общем, мы оба учуяли друг друга!»
Что делать, когда пакет вручен кому следует, задание выполнено? Что делать в ожидании нового приказа? Дни тянутся медленно. Жак ходил по городу, вживался в него, осваивался во всех этих чужих местах, итальянских, испанских, австрийских городах, полных красоты, жизни, памяти – позже он будет подробно описывать их своим товарищам по заключению. «Как здорово было бродить по городу куда глаза глядят!» Он ходил в музеи, читал книги, и не какие попало: в этот период жизни он страстно любил настоящую литературу, поэзию; потом он к ним охладеет. Он вспоминает, как в Италии в двадцатые годы купил «Фашизм» Муссолини и «Божественную комедию». На обе книги он получил разрешение шефа. Но в библиотеках он рылся на полках индологии и китаистики. Продолжал ли он писать стихи? «Господи, нет, конечно: если пишешь, рискуешь себя выдать…»
«Молодые люди любят девушек, а я так и до сих пор их люблю!» Иногда ему встречалась девушка, которой он «приглянулся». Но о таких встречах Жак не любит распространяться. «По-моему, неуместно рассказывать о женщине, которая доверилась и подарила вам себя. Мне кажется, любые признания на эту тему – предательство по отношению к ней, тут требуются скромность и уважение, пускай даже я уверен, что спустя семьдесят лет никто не узнает эту женщину. И потом, по этим воспоминаниям я, может быть, напишу другую книгу. Не теперь. Потом. Мне же всего девяносто лет…
А еще я должен сказать, что неравнодушен к аскетизму. Иногда друзья мне говорят, что я живу как монах. Я не покупаю мебель, и они думают, что это от бедности. И время от времени предлагают: “У меня есть большой обеденный стол…” – и приходится прилагать усилия, чтобы не получить этот стол в подарок. Я люблю мою комнату: она большая, потому что в ней пусто. Два матраса на полу, и всё. Недавно добавились книжные полки и телевизор. И всё!»