Сенешаль. Что я тебе сделал?
Рено. Вспомни Елизавету. (Указывая на аббата.) Вот тебе исповедник, приготовься.
Сенешаль. Я выхлопочу тебе вольную, если ты оставишь меня в живых, клянусь тебе...
Рено. Солнце садится. Посмотри на тень этой березы; когда она коснется камня, ты умрешь.
Сенешаль (аббату). Отец! Упросите его пощадить меня!
Рено. Подумай о своей душе. Друзья! Отойдем немного, пусть исповедуется, если хочет христианской кончины.
Сенешаль (аббату). Отец! Попытайтесь тронуть их сердца!
Аббат. Я насилу говорю... Ноги меня не держат.
Сенешаль (Симону и Манселю). Ради бога! Друзья мои!.. Сжальтесь над нами! У вас доброе сердце, я знаю.
Аббат. Если вы христиане, не убивайте его.
Сенешаль (аббату). Да пригрозите же им отлучением!
Аббат. Не смею — они могут убить меня.
Сенешаль. Если вы убьете меня, барон д'Апремон отомстит за мою смерть. Если он и не дознается, что убили меня вы, все равно он казнит каждого десятого в деревне, и жребий может пасть на ваших родителей, ваших братьев, ваших детей... Аббат же отлучит вас от церкви...
Аббат. Что вы говорите, сенешаль?.. Господа! Я не сказал ни слова.
Рено. Тень приближается.
Сенешаль. Варвары! Сердце у вас тверже этого камня. Как! Только моя смерть может вас удовлетворить? Клянусь вам: оставьте мне жизнь, и я покину этот край или постригусь в монахи, если угодно... Я пожертвую все мое состояние на больницу... Ради божьей матери.
Рено (поднимая топор). Тень дошла до камня.
Сенешаль (обнимая аббата). Помилосердствуйте!.. Рено, сжальтесь надо мной... Святой отец! Святой отец!
Аббат. Не убивайте меня, добрые друзья мои! Не убивайте, я вам не причинил никакого зла!
Рено (нанося удар сенешалю). Ступай же в ад! Ты увидишь Елизавету в лоне Авраамовом.
Сенешаль. Господи Иисусе! Матерь божья, заступница!.. (Умирает.)
Аббат (на коленях.) Помоги мне, Бовезская богоматерь! (К Рено.) Монсеньор!.. Я уверен, что у вас нет причин жаловаться на меня.
Симон (к Рено, тихо). Он знает, как тебя зовут. Беги к Оборотню.
Рено. Нет. Ты слыхал: каждый десятый в деревне умрет, если убийца не будет найден. (Тихо говорит с Симоном и Манселем.)
Аббат (все еще на коленях). Святой угодник Лёфруа! Если ты смилуешься надо мной и вечером я вернусь невредимым в аббатство, даю обет, что сделаю тебе ризу из лучшей парчи, какая только найдется во Фландрии.
Симон (плача, к Рено). Мой бедный друг!
Рено. Спасайтесь, время не терпит!
Симон. Дай мне руку.
Рено. Прощай! И ты прощай, Мансель... Если когда-нибудь (шепчет)... Не забудьте тогда обо мне.
Симон. Никогда мы тебя не забудем.
Рено. Прощайте же!.. Постойте. (Тихо.) Там у меня собака... позаботьтесь о ней. (Громко.) Прощайте, молодцы! Спасибо Оборотню за помощь.
Симон и Мансель. Прощай, цвет храбрецов! (Убегают.)
Рено. Ну, мой отец...
Аббат. Я духовное лицо... Взгляните на мою тонзуру, господин Оборотень. Вы совершите большое преступление, подняв руку на того, кто посвятил себя богу... О боже! Что он делает?
Рено (отрубив сенешалю голову и взяв ее в руки). Мы поступим с твоим телом, как с телом убийцы. (Аббату.) Идем!
Аббат. Пощадите! Пощадите! Господин Оборотень! Не уводите меня в свою пещеру.
Рено. Мы идем в замок д'Апремона.
Аббат. В замок!..
Рено. Идем со мной.
Аббат. Господи Иисусе! Дева Мария! Я не в силах идти!
Рено. Вот вам моя рука.
Аббат. О небо!.. Я пойду один... Святой угодник Лёфруа! Заступись за аббата твоей обители![58].
Рено и аббат уходят.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Зала в замке Сиварда.
Оруженосец Сиварда, Броун, де Лансиньяк, Д'Акунья.
Оруженосец. Решайте скорее, рыцари! Я обещал моему господину сегодня же принести ответ.
Де Лансиньяк. Так ты говоришь, десять тысяч франков?
Оруженосец. Десять.
Де Лансиньяк. Десять тысяч трехдневных лихорадок этой собаке д'Апремону. Слыханное ли дело — требовать десять тысяч франков выкупа за бедного предводителя вольного отряда, у которого только и есть, что копье да конь?
Д'Акунья. Я отделался пятьюстами флоринов от сира Молеврие, а ведь он любит денежки не меньше других.
Броун. Предводителю следовало бы знать, что у нас нет здесь десяти тысяч франков, которые мы могли бы выбросить за окно.
Оруженосец (Броуну). Он надеялся, что два его благородных друга присоединятся к вам и что-нибудь да сделают, чтобы выручить его из беды.
Д'Акунья. Клянусь святым Иаковом, я люблю Сиварда: доброе копье, добрый товарищ... Но десять тысяч франков — это чертовски дорого.
Оруженосец. Потому-то он и обращается к вам.
Броун. Черт возьми! Зря он не послушался меня, когда я кричал ему, что надо отступать! Но он норовит все делать по-своему!