Рено. Мир! Мир! Слава святому Лёфруа! На Мо! Живо в поход!
Все. На Мо! Идем на Мо! Закончим войну!
Д'Акунья (Сиварду). Вы видите, как мало смысла помогать этим тварям. Они уже готовы разбрестись во все стороны, не думая о том, что у французских дворян есть еще войско в Париже.
Сивард. Чего же вы хотите? Помогать мужику — все равно что мыть голову ослу.
Все уходят.
КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Лагерь мятежников по дороге в Мо. Палатка совета.
Брат Жан, предводители крестьян и вольных отрядов.
Брат Жан. Вот видите, они явились к нам для переговоров. А разойдись мы по домам, они набрались бы смелости и разбили бы нас по частям.
Симон. Не спорю. Посмотрим, однако, чего они хотят.
Брат Жан. Ввести их.
Входят Жан де Белиль и мэтр Ивен Лангуаран.
Кто вы, мессиры, и что вам нужно от верховного совета общин?
Белиль. Высокодоблестный военачальник! Меня зовут Жан де Белиль, я придворный рыцарь. А этот мессир — ученый, доктор прав, мэтр Ивен Лангуаран. Мы оба посланы нашим грозным сеньором, герцогом Нормандским, правителем королевства, для переговоров о мире.
Лангуаран. То есть для того, чтобы выслушать ваши жалобы и удовлетворить их, если это окажется возможным.
Белиль. Это изложено в письмах, которые мы имеем вам вручить. (Передает письма брату Жану.)
Лангуаран (Белилю). Мессир Жан! Как вам известно, говорить надлежит мне. Моя речь готова, и я прошу вас мне не мешать.
Белиль (тихо). С богом! Но покороче, пожалуйста.
Лангуаран. Хм... хм... хм... (Снимает шапку и трижды кланяется, затем надевает шапку, откашливается и откидывает длинные рукава.)
Брат Жан. Начинайте же, мы слушаем.
Лангуаран. Господин! И вы, господа! Анаксагор[77], древний философ и врач Дионисия Первого[78], короля Сицилии, на вопрос упомянутого Дионисия о том, что, на его взгляд, полезнее всего для благоденствия государства, ответил, что есть два условия, необходимые для общественного блага, и третье, столь же обязательное.
Моран (к Рено). Ты что-нибудь понимаешь?
Симон. О чем это он разглагольствует?
Оборотень. Да по-французски ли он говорит?
Брат Жан. Ближе к делу, доктор.
Лангуаран. Так вот, господин, и вы все, господа! (Обнажает голову.) Знаете ли вы, каковы эти три условия? По мнению философа Анаксагора, primo — это добрый король; secundo — плодородная почва; tertio — мир, id est[79] — доброе согласие между королем и его народом. Но, может быть, вы, господин, и вы, господа (обнажает голову), здесь остановите меня, возразив, что вышеупомянутый ученый философ Анаксагор был только нечестивый язычник, что он поклонялся ложным богам и что он был вполне, как выражаются наши учителя, римляне, toto coelo, tota via aberrans[80] в делах религии, что он не ведал установлений нашей святой матери церкви и священного учения господа нашего и спасителя Иисуса Христа. (Обнажает голову и крестится.)
Брат Жан и все присутствующие следуют примеру Лангуарана.
А потому, господин, и вы, господа (тот же самый жест повторяется до конца речи), какой же ответ дам я вам, как вы думаете, на ваше возражение?.. Доказательный. Я аргументирую так... Хм... хм... хм... Да, господин, и вы, господа, Анаксагор был, без сомнения, нечестивый язычник, и, как таковой, он обречен, подобно виноградной лозе, брошенной в огонь. Но, господин, и вы, господа! Невзирая на это, его ответ королю Дионисию, по божественному соизволению, был мудр, imo согласен со Священным писанием, и я это доказываю. Quomodo? Sic[81]. Что полезно для общественного блага? Primo — добрый король. А что говорит Священное писание? Dominator hominum, justus dominator in timore. Dei sicul lux aurorae, oriente sole, mane absque nubibus, rutilat, et sicut pluviis germinat herba de terra...[82]
Оборотень. Это уж чересчур!
Симон. Должно быть, он хочет нас околдовать волшебными словами.
Сивард. Если он не перестанет, я засну.
Брат Жан. Несносный говорун! К делу! К делу!
Лангуаран (продолжает среди все возрастающего шума). Secundo, говорил Анаксагор, — плодородная почва. Доказать это ничего не стоит. Разве не сказал господь Аврааму: «Благословлю потомство твое и дам ему землю Ханаанскую[83]»? Ho quid[84] Ханаанская земля, если не плодородная почва, quae revera fluit lacte et melle, ut exhis fructibus...[85]
Симон. Долой доктора!
Оборотень. Он нас заговаривает, я его прикончу.
Тома. Изрубим его, как мясо в начинку, если он не замолчит.
Брат Жан. Несносный болтун! Разве нельзя сказать в нескольких словах, в чем состоит ваше предложение?
Лангуаран. Тише, господин, и вы, господа! Я не окончил еще вступления.