Ваши стихи очень хорошие. Особенно «Смутный сумрак»[21], почти сонет, что дает ему особую прелесть. В форме сонета есть что-то гениальноверно найденное, и напрасно русские поэты им пренебрегали. А соединение чинновски-дребезжащих и обманчиво-расстроенных струн с этой формой, хоть Вами и не соблюдаемой, особенно меня задело. Вообще, что мне у Вас нравится, это обманчивая простота и вид мирно спящей кошки, которая вдруг прыгает тигром. Простите, если все это туманно, но и самая мысль моя туманна, и это даже не мысль, а впечатление. Очень хорошо — и неожиданно — хлеб и вино, т. е. евангельская скудость и величье, которую Вы, будто стыдясь, пригрели под конец «розовеющими дровами», образом капризным и неврастеническим[22]. Ну, я лучше кончу, п<отому> что сегодня у меня очевидно в голове туман. В общем, искренно и «не без зависти» — все хорошо, все очень по-своему, и спасибо, что прислали.
Ваш Г. Адамович
Иваск пишет мне, что не знает стихов Брюсова «Цветок засохший, душа моя». Это мои любимые брюсовские стихи, но я боюсь ошибиться, если напишу по памяти. Перепишите ему их откуда-нибудь. Это, конечно, не Блок по звуку и непосредственности, но все-таки лучше всех брюсовских мастодонтов. А на днях я читал «Наполеона» Пушкина[23] — как плохо, кроме двух-трех строк! (Ceci entre nous[24] во избежание упреков в снобизме, достаточно мне надоевших.)
3
4, avenue Emilia с/о Мте Lesell Nice (А. М.) (до начала сентября)
23/VII-53
Дорогой Игорь Владимирович
Простите за молчание. Честное слово — не помню, я ли Вам не ответил, Вы ли мне. Но за что я мог бы на Вас «сердиться», как Вы предполагаете? Я вообще ни на кого больше не сержусь, — не столько по христианской кротости, сколько по равнодушию. А на Вас и подавно.
Спасибо, что написали. С Вашим разбором «Опытов»[25] я в общем согласен. Но только в общем. Никак не могу согласиться с «ценностью» того, что написал Ремизов[26]: это — глупая чепуха, с претензией и хитростями. В Ремизове есть две стороны: одна — страстная, злая, страдальческая, и другая — умиленно-блаженно-приторная. На этот раз он оказался во второй полосе, et c’est a vomir[27].
Конечно, лучше всего в «Опытах» — Поплавский[28]. Это черновик, со всякими срывами, но это гениально-талантливо, и никто сейчас на этом уровне писать не способен. Сирин более блестящ[29], но куда же больше «литература», и даже машина какая-то. Я все хочу о П<оплавском> написать в газете статейку[30], п<отому> что дураки продолжают считать его модной парижской ладушкой, а на деле — была среди нас звезда, которую мы не совсем при жизни оценили (хотя все-таки все знали, что он головой выше других sans exception[31], младших и старших). Головина[32] очень мила, но рядом — смешно ее читать, а Савин[33] внутренне вульгарен, и хотя не плохо, м. б., но ужасный «моветон». А вот стихи: кто это Буркин?[34] Как могли его напечатать? Это пятно на всем журнале, по глупости и малограмотности. О Оцупе[35] — помолчим. Он, очевидно, умрет гимназистом.
Я читал стихи Иваска. Как вы знаете, пресса у них плохая[36]. Нет человека, кот<орый> отозвался бы мне о них хорошо. Маковский[37] воздевает к небу очи. А между тем дай Бог Маковскому дописаться до одной-двух строк таких, какие есть у Иваска. Я не думаю, чтобы у него был настоящий талант поэта. Но у него есть чувство, чем могут быть стихи, чем должны быть стихи — и есть отблеск этого в том, что он пишет. C’est deja quelque chose[38]. У многих наших мэтров этого нет и в помине. Иваск — это тень, отражение большой и какой-то патетической поэзии. Но, правда, только — тень. Кстати, посмотрите Терапиано в «Опытах»[39]. Против ожидания, совсем недурно.
Что мне сказать Вам о тех стихах, которые Вы мне прислали? Вы понимаете, что я слишком Ваши стихи люблю, чтобы отделаться комплиментами. Мне кажется, в этих 3 стихотворениях есть что-то переходное. Вы как будто ищете новую манеру. Но мне не все по душе. По-моему, в стихах не должно остаться никаких следов того, что это «стихи», т. е. что-то особое, возвышенное или наоборот. Три повторения — «только» (мышь и т. д.) сразу выдают работу quasi-магичности, и в ответ я хочу сказать поэту: отстань, не надоедай с красотами и прочим! Мне очень нравится (но скорей по мысли, чем как поэзия) последняя строфа стихотворения «Голод в Индии…»[40]. Но сказано слишком «дискурсивно», т. е. слишком обстоятельно-логично.
Простите за эти замечания. «За скобками» — как говорила Зинаида[41] — остается моя постоянная admiration[42]. Вам, кажется, очень понравились стихи Лиды в «Оп<ытах>»[43]. Да, они прелестны по намерениям. Но уж очень распадаются, хотя Вы правы — все-таки на ней отдыхаешь, даже когда морщишься.
Я пишу на парижский Ваш адрес. Не знаю мюнхенского. Напишите, пожалуйста, дошло ли письмо. И вообще напишите, не считаясь с моей безалаберностью.
La main.
Ваш Г. Адамович
4
104, Ladybarn Road Manchester 14
28/Х-53
Дорогой Игорь Владимирович
Спасибо, что вспомнили и написали.
Как Вы выразились: «У Вас — Манчестер, у меня — Мюнхен», значит, все ясно и рассказывать нечего. Жаль, что письмо без стихов. Я привык получать от Вас письма с поэтическим вложением.
Вчера получил связку «Н<ового> р<усского> с<лова>» и прочел Трубецкого[44] о Вас[45]. Что же, ничего! Статья как статья. И вообще, что бы человек ни писал, тому, о ком писано, всегда польза, хотя и в низменном житейском смысле. Гумилев назвал это «механикой славы». Надеюсь, Вы еще не в том экклезиастском настроении, когда все — суета сует, и все — все равно. Поверьте человеку преклонного возраста: это хорошо только тогда, когда приходит в результате всяких очарований и разочарований, после многих удач и крушений, а если без этого — тут ничего нет, кроме потери интереса и энергии ко всему. Впрочем, кажется, Вы этим не страдаете, а главное — этим не позируете.
Об Иваске: я не видел еще статьи своей, где должно о нем быть. Но знаю, что статья вышла. Писал я о нем с хорошими чувствами и уже получил из Парижа письма с удивлением по поводу моих хороших чувств. Но я написал, что стихи, собственно говоря, неудачные, а хорошо и верно то, что у Иваска за стихами — т. е. поэтическое волнение и смущение, невозможность сказать то, что сказать и нельзя, et ainsi de suite[46]. Мне было бы очень досадно, если бы он принял это как осуждение рядом с более казенными и пустыми похвалами другим. Это — не осуждение, и кто умеет читать, так это и поймет. Я написал ему письмо с неделю назад, но ответа еще нет.
Что Бахрах[47] к Вам приглашается и собирается, я знал давно[48]. Умолчал при встрече с Вами по «дискретности». Но соберется ли, т. е. соберут ли его, — еще вопрос. Он, кстати, очень милый человек, но капризный и чем-то издерганный. Зурову будто бы лучше[49]. Мне плохо верится, чтобы он мог поправиться совсем.
21
Стихотворение Чиннова «Смутный сумрак спальни жаркой…» было впервые опубликовано в № 34 «Нового журнала» и вошло в его второй сборник «Линии» (Париж: Рифма, 1960).
22
Речь идет о стихотворении Чиннова «Станет вновь светло, станет вновь темно…», которое впервые было опубликовано в № 19 журнала «Грани», а затем также вошло в сборник «Линии».
23
Имеется в виду стихотворение А.С. Пушкина «Наполеон» («Чудесный жребий совершился…») (1821–1824).
25
Рецензия Чиннова на № 1 «Опытов» вскоре появилась в печати (За свободу (Мюнхен). 1953.28 июля. Подп.: И. В.). Адамовичу он либо присылал свою рецензию, перед тем как отправить ее в печать, либо излагал свои рассуждения в письме. Любопытную деталь появления на свет этой рецензии Адамович сообщил А.В. Бахраху в письме от 29 июля 1953 г.: «Чиннов (по рассказу Гринберга) хотел написать в какой-то мюнхенской русской газетке статью об “Опытах”. Ему поставили условием: ни слова об Адамовиче и Вейдле. Первое — в порядке вещей, но второе? Вероятно, это уже результат тамошней склоки» (Литературоведческий журнал. 2003. № 17. С. 13–14).
26
Имеются ввиду мемуары А.М. Ремизова «Дягилевские вечера в Париже» (Опыты. 1953. № 1. С. 78–82).
28
О IX главе романа Б.Ю. Поплавского «Аполлон Безобразов» (Опыты. 1953. № 1. С. 65–77) Адамович писал Червинской 13 июля 1953 г.: «"Опыты” я прочел полностью. Hors concours <вне конкурса. — фр.>, конечно, Поплавский: головой выше всего. <…> Поплавский местами головокружителен, и надо быть ослом, чтобы этого не чувствовать, даже если это и не нравится» (Литературоведческий журнал. 2003. № 17. С. 14).
29
Подборку отзывов Г.В. Адамовича о творчестве В.В. Набокова см.: «…Наименее русский из всех русских писателей…»: Георгий Адамович о Владимире Сирине (Набокове) / Публ. О.А. Коростелева и С.Р. Федякина; вступ. ст. О.А. Коростелева // Дружба народов. 1994. № 6. С. 216–237. См. также: Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / Под общ. ред. Н.Г. Мельникова; сост. и подгот. текста Н.Г. Мельникова, О.А. Коростелева; предисл., преамбулы, коммент., подбор ил. Н.Г. Мельникова. М.: Новое литературное обозрение, 2000.
30
Адамович в те годы много раз упоминал Поплавского в своих статьях, но отдельной газетной статьи о нем не опубликовал, хотя включил его в свою итоговую книгу об эмигрантской литературе «Одиночество и свобода» (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955), где младшему поколению писателей была посвящена единственная глава «Трое (Поплавский, Штейгер, Фельзен)». Позже на радио «Свобода» посвятил ему отдельный скрипт, опубликованный посмертно: Адамович Г. Борис Поплавский// Русская мысль. 1980. 19 июня. № 3313. С. 9.
32
Головина Алла Сергеевна (урожд. баронесса Штейгер, во втором браке — Жиллес де Пеллиши; 1909–1987) — поэтесса. Попала в эмиграцию в 1920 г., жила в Турции, затем в Чехословакии. Участница пражского «Скита», печаталась в «Воле России», «Современных записках». В 1934 г. переехала в Париж, с 1939 г. жила в Швейцарии, с 1955 г. в Бельгии. Имеется ввиду глава из ее романа «Загржевский» под названием «Ася» (Опыты. 1953. № 1. С. 53–64).
33
Рассказ Ивана Ивановича Савина (Саволайнена; 1899–1927) «Дроль» (из «Книги былей») (Опыты. 1953. № 1.С. 83–89) был опубликован со вступительной заметкой об авторе за подписью Т. Т. <Татьяна Терентьева?» (впервые был напечатан в № 801 «Рижского курьера» за 1923 г.).
34
Стихотворение Ивана Афанасьевича Буркина (1919–2011) «Сомнения» («Когда душа свободно, облегченно…») (Опыты. 1953. № 1. С. 34) действительно напоминало больше пародию на довоенную «парижскую ноту».
35
Н.А. Оцуп опубликовал в «Опытах» обстоятельную и довольно высокопарную статью «Николай Степанович Гумилев» (1953. № 1. С. 117–142), написанную на основе его докторской диссертации на ту же тему, защищенной в парижской Эколь Нормаль (Eсоlе Normal) в 1951 г.
36
Первая, довоенная книга стихов Ю.П. Иваска «Северный берег» (Варшава: Священная лира, 1938) была встречена эмигрантскими критиками скорее благосклонно. Адамович писал в своей рецензии: «Дарование Юрия Иваска еще не вполне окрепло, как бы “не нашло себя”. Но доверие оно внушает полное, не только потому, что само по себе несомненно, но и по расположению автора к работе, к усилию» (Адамович Г. // Последние новости. 1938. 24 февраля. № 6179. С. 3). Благожелательными были и отзывы других критиков: Бицилли П. // Современные записки. 1938. № 66. С. 476–477; Пильский П. // Сегодня. 1938.4 апреля. № 94. С. 6; Штейгер А. // Круг. 1938. Кн. 3. С. 182–185. Вышедшая пятнадцатью годами позже вторая его книга «Царская осень» (Париж: Рифма, 1953) встретила гораздо меньшее сочувствие рецензентов. См., напр.: Неймирок А. На фоне осени // Грани. 1953. № 19. С. 135. Адамович в своей рецензии постарался сгладить общее негативное впечатление: «Стихи далеко не совершенны, но бывают неудачи, которые предпочтешь мнимо-блестящим “достижениям” и “свершениям”, и “Царская осень” — образец этого. <…> Книга, может быть, немногим понравится. Стихи Иваска — не из тех, которые легко остаются в памяти. Но зато в памяти остается нечто большее и более редкое: смущение, волнение, которое возникает при встрече с тем неуловимым и безымянным, ради чего поэзии только и стоит существовать» (Адамович Г. Новые стихи // Новое русское слово. 1953. 4 октября).
37
Маковский Сергей Константинович (1877–1962) — поэт, искусствовед, издатель, критик, один из основателей и редактор журнала «Аполлон» (1909–1917), один из учредителей «Общества защиты памятников искусства и старины». После 1917 г. в эмиграции. Жил в Праге, с 1925 г. в Париже. Сотрудник «Звена», «Последних новостей» и др.
39
Ю.К. Терапиано опубликовал в № 1 «Опытов» два стихотворения: «Далекие темные горы…» и «Отплывающие корабли…» (Опыты. 1953. № 1. С.47).
40
Стихотворение Чиннова «Голод в Индии, голод в Китае…» впервые было опубликовано в альманахе «Литературный современник» (Мюнхен, 1954. С. 105).
43
Имеются в виду стихотворения Л.Д. Червинской «Мы больше ни о чем не говорим…» и «Те, которых не осудят…» (Опыты. 1953. № 1. С. 48–49).
44
Трубецкой Юрий Павлович (наст. фам. Нольден-Меньшиков; 1898–1974) — литератор, в 1931 г. арестован и приговорен к 10 годам заключения, во время Второй мировой войны ушел из Киева на Запад с немцами, жил в Германии, сотрудничал в «Новом русском слове», «Русской мысли», «Новом журнале», выпустил несколько книг стихов и прозы.
45
Трубецкой Ю. Портреты современников: Игорь Чиннов // Новое русское слово. 1953. 20 сентября.
47
Бахрах Александр Васильевич (1902–1985) — журналист, критик, мемуарист. Приятель Адамовича, переписывавшийся с ним на протяжении тридцати с лишним лет; сохранившиеся в Бахметевском архиве (BAR. Coll. Bacherac) 176 писем Адамовича Бахраху опубликованы (с купюрами и большим количеством неверных прочтений): Письма Георгия Адамовича А.В. Бахраху / Публ. В. Крейда и В. Крейд // Новый журнал. 1999. № 217. С. 41–82; 2001. № 224. С. 70–98; № 225. С. 148–185; 2002. № 228. С. 151–191; 2003. № 230. С. 130–155.
48
Речь идет о приглашении Бахраха на радио «Освобождение», где с 1952 г. работал Чиннов (в начале 1953 г. к нему присоединился Вейдле, в конце 1953 г. Бахрах, а позже Адамович, Червинская и др.). Бахрах писал о Вейдле: «С благодарностью вспоминаю, что именно он притянул меня к работе на радиостанции “Свобода”» (Бахрах А. По памяти, по записям… / Публ. Г. Поляка // Новый журнал. 1992. № 189. С. 353). В то время работа на радиостанции из-за негативного общественного мнения не приветствовалась во многих эмигрантских кругах. 28 марта 1953 г. Адамович писал Бахраху о С.Ю. Прегель: «Она полна литерат<урных> проектов и презирает Чиннова за то, что тот поехал в Мюнхен для радио. “На порог его больше не пущу”» (BAR. Coll. Bacherac).
49
Начиная с середины 1950-х гг. у Л.Ф. Зурова периодически обострялась душевная болезнь. После долгих уговоров он согласился на лечение и 20 июля 1953 г. был отвезен в клинику, откуда 31 июля его перевезли в частную клинику к доктору Перону в г. Сюрен под Парижем. 23 августа 1953 г. Адамович в письме спрашивал у В.Н. Буниной: «О болезни Л<еонида> Ф<едоровича> я знал. Знал и то, что он в клинике. Есть ли надежда, что он поправится?» (Переписка И. А. и В.Н. Буниных с Г.В. Адамовичем (1926–1961) / Публ. О.А. Коростелева и Р. Дэвиса // И.А. Бунин: Новые материалы. М.: Русский путь. 2004. Вып. 1. С. 109. Несохранившийся ответ, видимо, был утешительным. Лечение оказалось успешным, и 12 декабря 1953 г. Зуров выписался из клиники.