– Разве она не тирек?
– Тирек, но талааборуты после разгрома пошли как раз к ним. Поэтому они смогут передать.
– Ты специально меня сюда привел, – процедила Жулдыз.
– Будто я знал, что это они тут, – обиженно ответил он. – Если боишься, поедем мимо.
Анда знал, что говорит. Препираться с ним не стала, тронула лошадь, галопом сорвалась с холма, понеслась к аулу. Ветер засвистел в ушах, равномерный топот Буркит приложился к топоту коня Саткына. Самая ее сущность ликовала: “Дома! Мы дома!”. Но что-то все равно восставало против. Может, потому что среди оставшихся в живых не было никого из ее родных?
Своим приездом всполошили аул. В беспокойное время живем. Друг может обернуться врагом, а враг хитростью сломить людей, разрушить то немногое, что удалось сохранить. Подъезжая к своим, Жулдыз ясно это чувствовала. Затянулась рана от предательства, да саднит еще, заставляя ее носителя в страхе озираться. И даже если нового удара не последует, шрам останется навсегда.
Ее племя жило небогато, но от голода никто не страдал. Жулдыз ощутила гордость за свой народ. Все-таки хватило народной памяти не прижаться к своим спасителям, а вот так, прикрывать тиреков с полудня. Так посмотреть, и не властен над ними никто…
Когда страх и подозрение улеглись, проснулось привычное радушие. Саткын, хитрый, податливый побратим, вел себя открыто, весело. Со всеми здоровался, казалось, каждому готов был рассказать, кто они и куда идут. Спешился даже, чтобы показать, что не высокородный, а свой. Но Жулдыз знала – анда начеку. Про себя ничего не скажет, а у других все выведает. Так узнал, кто сейчас ведает аулом. Оказалось, что батыр Алибек – сын того владетеля племени, которого помнила Жулдыз. Она помнила и самого Алибека. Тогда еще юноша, справедливый и добрый, он нравился Жулдыз. Он в обиду не даст, а обиды не забудет… Их повели к нему.
Поджарый, могучий, далекий от старости, батыр сидел в своей юрте. Его жилище не была роскошным и богатым, а его самого трудно было отличить от обычного воина. Когда ему передали, что в ауле гости, он был у пастухов – считал головы, готовился к приходу зимы. От забот у его губ легли ранние морщины, взгляд лежал на людях тяжело, мрачно. Но с гостями он позволил себе расслабиться. Велел накрыть стол, принести все самое лучшее.
– Смотри, тот джигит сидит и глаз с тебя не сводит, – шепнул Саткын, толкнув ее локтем.
Жулдыз посмотрела в ту сторону. Простой, крепкий, с резкими скулами парень сидел рядом с Алибеком. Наверное, какой-нибудь гость.
– Пусть смотрит. Не каждый день доводится увидеть такое чудовище.
Саткын тихо рассмеялся. После начались разговоры. Саткын болтал без умолку. Он де из тоолукских, едет по повелению манапа со срочным делом к туткунам, хозяину же этого процветающего аула преподносит шкуры зверей, убитых ими по дороге. Отвечая на вопрос про их дела, Алибек ответил:
– У нас все тихо-мирно, и хорошо. Я слышал, у таулыков там не все гладко.
Саткын покачал головой.
– У нас как раз все тихо. Пока. Смута в рядах туткунов.
– Что случилось? – Ненависть, приятная Жулдыз, пламенем блеснула в глазах Алибека.
– Каракчы. Слышали про него?
Батыр покачал головой.
– Разбойничает рядом с нашими кочевьями. Нападает всегда в одиночку. Сначала всегда появляется стрела. Просвистит, никогда не промахнется… После появляется и сам, с закутанным лицом. Не успевает дрогнуть тетива, и вновь кто-то валится с коня. Люди даже не успевают подойти, как он уже хватает товар и уносится прочь. Лошадь – не лошадь, ветер! – Анда насладился интересом на лицах слушающих и добавил: – Туткуны думают на нас. Затем мы и пустились в путь – не допустить войны.
Алибек откинулся назад, не сумея сдержать довольной улыбки.
– Что ж, это цель благородная. Но полагаю, что нам этот Каракшы не страшен. Известно, из какого он племени?
– Ничего не известно. Налетает из ниоткуда, исчезает в никуда.
– Ну, раз ходят такие слухи, значит, кто-то остается в живых?
– Конечно! Убивает он только тех, кто стоит у него на пути.
Алибек только снисходительно улыбнулся и спросил, повернувшись к Жулдыз:
– А ты чего молчишь, сестра?
– Что я могу сказать? Речь моего анды ясна и нескончаема, мне и добавить нечего.