Саткын будто бы обиженно толкнул ее. Глядя на них и Алибек повеселел.
– Как зовут?
– Жулдыз.
– Чья будешь, Жулдыз?
– Тоолучка…
Никто не понял, что она солгала, кроме брата. Саткын неприкрыто смотрел на сестру, и гость справа от Алибека почему-то все косился на нее. Жулдыз стало душно, от выпитого архи подкатила тошнота. Улучив момент, когда все стали слишком пьяны чтобы заметить что-нибудь, она ползком покинула юрту.
Наступило вечернее затишье. Ветер слегка колыхал ковыль, ощупывая землю. Небо сплошным серым туманом повисло над степью. Нежно журчал родник у аула далаборитов, или, как анда их называл, талааборутов. Рядом с ним опустилась на колени Жулдыз, зачерпнула воды, плеснула себе на лицо. Ледяная вода приятно заломила зубы, вино словно рассеялось, в голове прояснилось. Когда послышались шаги сзади, она даже не обернулась.
– Невежливо обоим гостям уходить с тоя. Подумают – воровать пришли.
– Не подумают. Зачем солгала, анда?
Голос Саткына звучал печально, неуверенно. Жулдыз посмотрела на него.
– А ты хотел, чтобы я сказала им, что я – далаборит? Что с малых лет мне знаком плен? Что моя мать умерла рабыней…
Жулдыз вытерла капли воды с ладоней, вздохнула.
– Я скорее отрекусь от всей своей родни, чем расскажу о том, кто я. Ты жил с родителями, брат, на свободе, и в детстве не знал ничего хуже материнского шлепка. Ты не поймешь меня. Лучше скажи, зачем пугаешь людей Каракшы? Они не пугливы, а разбойник совершает свои набеги далеко от их кочевий. От чего предупреждаешь?
– Я не предупредить, анда, и не напугать рассказал о нем. – Саткын все еще стоял, словно робея сесть рядом.
– Зачем тогда? – Сдвинула брови вместе, наморщился лоб.
– В глаза тебе взглянуть хотел.
Жулдыз ухмыльнулась.
– Гляди, анда. Мне не жалко.
– Зачем стрелу свою в невинных людей направила, сестра?
Печаль в его голосе резанула, почему-то уязвила Жулдыз.
– О чем ты, о чистейший сотник Саткын?
Намек на участие Саткына на войне не попал в цель.
– Я ведь понял, анда… Когда ты сказала, что поранила ногу, я сразу понял, откуда ты все эти годы брала кобыл, шкуры, доху, драгоценности… И почему страдали от его набегов только туткуны. За разбой взялась, Каракчы.
– Ты или пьян, анда, или сошел с ума. Если тебе что-то от меня надо – говори.
– Я уже получил от тебя все, что хотел, – холодно ответил брат, повернулся, и ушел.
Проводив его злым взглядом, Жулдыз осталась стоять у родника. Схватила первый попавшийся камень и с яростью выкинула в сторону. Громкий всплеск нарушил трепетное молчание родника. Стиснула кулаки. Теперь спокойная тишина вокруг вывела из себя. Пошла туда, где продолжался той.
Конь под всадником фыркал, изо рта падала пена. Город туткынов медленно приближался. Перед дворцом хана спешился. Торопливо прошел к порогу. Воин копьем преградил ему путь. Нетерпеливо назвался сонному джигиту, велел провести себя через богатые расписные коридоры к хану.
Хан сидел, откинувшись на золотую спинку своего трона, и разговаривал со своими султанами. При виде гонца дал им знак замолчать, вскинул голову, нахмурил кучистые, чуть сросшиеся, брови.
– Кто таков?
Когда назвал имя того, кто его прислал, султаны удивленно переглянулись.
– Ну, говори, – с равнодушием разрешил хан, отхлебывая из чаши вино.
– Каракшы нашли.
Хан поперхнулся, вино тонкой струйкой побежало по куцой с проседью бороде. В узких глазах запылал злой огонь.
– Где? – хрипло спросил он.
Гонец передал слово в слово то, что ему велели. Когда он закончил, хан подобрел, жирные от мяса губы скривились в ухмылке.
– Значит, ждем!
Со стуком поставил чашу. Велел:
– Отдохнешь – поедешь назад. Мне тоже надо кое-что передать…
Глава VI
Толкын никак не могла забыть о драке. Беспокоилась – не сильно потрепали Азата? На следующий день его не встретила, и после тоже. Решила сходить самой.
В юрте были только его отец и брат.
– Здоровья в ваш дом, – робко произнесла Толкын, заглянув под полог.
Его отец, хмурый низкорослый поседевший старик, обернулся на нее.
– А-а, это ты. Довела мальчика до драки, пришла взяться за его семью?
– Я не доводила его!
Толкын осеклась. Это был не ее голос, – Жулдыз. Встала перед глазами сестра, со свирепо прищуренными глазами.
– Не смей поднимать на меня тон, наглая девка!
– Гони ее отсюда. – Влез его брат.
Глубокая обида запала ей в душу, хотелось заплакать. Закусила губу, чтобы сдержаться, молча ушла. Не станет она опускаться до ругани.