– Верно догадался, – с досадой признала Жулдыз. Она ведь назвалась на их наречии, даже старалась говорить грубее. А все зря… – А вот кто ты? Тебя, кажется, не представили.
– Я, как ты видишь, тогаец. Зовут Жуас. Ну что, поедешь?
Жулдыз стало стыдно, что он раскрыл ее ложь. Потому неохотно согласилась.
– И где же твоя лошадь, о которой ты говорила?
Уловив насмешку в его голосе, она вспылила. Свистнула. Лесные жители раскрыли рты, когда внезапно прискакала гнедая кобыла. Жулдыз молча села на спину Буркит, в душе ликуя. Куда им до степных лошадей!
Когда поехали, Жуас протянул ей два шопана.
– Один для лошади, другой для тебя.
Жулдыз кивнула, взяла один, накрыла холку Буркит, переживая за нее после купания. Второй халат взять не пожелала, но Жуас накинул его ей на плечи и ускорил ход. Далаборитка разозлилась, собралась догнать его, но не стала. Холод пересилил ее.
На пути под густыми деревьями Жулдыз по глазам немедля хлестнула ветка. Выругавшись, она привлекла внимание Жуаса. Незлобиво посмеиваясь, он задержался и пустил коня рядом с ней.
– Непривычно?
Она покачала головой. Не понимая, видимо, что говорить ей не хочется, он продолжил:
– Да-а, худо в наших лесах степнякам приходится.
– Раз так, чего же вы сдаетесь без боя всегда? – не сдержалась, съязвила Жулдыз.
Ничуть не обидившись или разозлившись, Жуас ответил:
– Крови не хотим. Какие бы не были у войны цели, пусть даже самые благородные, они не стоят жизней.
– Но ведь есть гордость, месть… – Она посмотрела на свои руки, будто померещилась пролитая ей кровь.
– Ради гордости глупо рисковать жизнью. А от мести легче никогда не станет.
Жулдыз повернулась на него, думая, то ли не знает он, что в мире творится, то ли беда его все обходила.
– Не прав ты. Свои земли отстаивать надо. И себя тоже…
– Если враг сильнее – зачем? Все равно покоришься, а дети твои при этом падут под копыта боевых коней.
Она поняла, что никуда их этот спор не приведет.
– Много у тебя самого-то детей?
– Совсем нет, – он весело покачал головой. – А знаешь, почему? Мы набеги не совершаем.
– И живете, конечно, богато.
– Зачем богатство, когда близкие рядом.
Жулдыз подумала о Толкын, о Саткыне, и заныло сердце. Если бы не покусилась на ханские караваны, все было совсем бы иначе. Сестренку бы не похитили, Саткын бы не лежал сейчас в соседнем седле с раной в боку.
Жуас как-то понял, уловил ее мысль. Аккуратно спросил:
– Что толку жалеть о содеянном?
Жулдыз встретилась с ним взглядами. Хороший парень, улыбчивый, открытый, без злобы на душе. Что-то невысказанное, невыплаканное в ней потянулось к нему.
– Есть толк, если содеянное многое отняло.
В этот миг они подъехали к их жилищу. Тогайцы жили небогато. Лесной аул ничем не отличался от горного или ее родного. Разве что если таулыки располагались в каменных ущельях, далабориты – в степном просторе, то меж юртами тогайцев пробивались высокие деревья. И люди везде такие же – простые, подуставшие, но дружелюбные. Хотя все равно чувствовалось что-то не свое, чужое, Жулдыз рада была людям, которые не стремились набросить на нее аркан. Да и к тоске по родине она привыкла.
Саткына положили в юрте Жуаса, Жулдыз привели туда же.
– Я оставлю тебе лекарей, они залечат твои кости.
– Как ты?..
– Ты чуть-чуть поморщилась, когда садилась.
Жулдыз вновь поразилась проницательности этого человека. Кто знает, что еще он так узнал про нее. Умей она так же, Саткын не провел бы ее…
Ей дали новую одежду, наложили повязку. Над Саткыном тоже поработали. Сказали – будет жить. Жулдыз наконец разлеглась не на земле или полу зиндана, а на мягком войлоке, рядом с андой, как раньше. Но ей не лежалось, и она пошла искать Жуаса.
Он распределял добычу с охоты, когда она нашла его. Раз к ним прибежал чумазый мальчуган и сказал, что раненый горец просыпается. Жулдыз пошла в юрту, не заметив, как Жуас остался позади.
Анда беспокойно ворочался в постели. Вокруг него столпились лекари. Жулдыз села неподалеку, почему-то надеясь, что он отложит пробуждение на потом.
– Анда… – бессознательно позвал Саткын.
Она молча села рядом. Люди как-то сами по себе рассеялись.
– Я умру?
– Нет.
– Ты… говоришь так, только чтобы успокоить меня.
Жулдыз так и подмывало съязвить, но она понимала, что пока он не полностью в сознании, его лучше не нагружать.