– Смотри мне в глаза. – Она дождалась, пока он поднимет на нее уставший взгляд. – Ты будешь жить. Я вру?
– А я видел… как люди умирали от такой раны.
Она видела, как ему хочется пожить еще, и как он боялся умереть.
– Они умирали не от раны, а от того, что им туда заползали жуки и… съедали их печень, – сходу придумала Жулдыз.
Он хрипло усмехнулся и заметно успокоился. И сейчас это было именно то, что ему необходимо. Она ждала, что он снова уснет, но он внезапно выдавил:
– Нехорошо смеяться над умершими.
– Особенно когда сам чуть к ним не присоединился.
Анда вдруг нахмурился.
– Почему ты спасла меня?
– Увидела – стрела торчит, подумала, не пропадать же добру. Подъезжаю, хватаю, а там на другом конце ты прицепился. Ну, времени не было, пришлось взять тебя с собой.
Саткын уставился на нее пустым бессмысленным взглядом, пытаясь уловить сказанное. Но все плыло у него перед глазами, и он забылся хорошим, здоровым сном. Жулдыз облегченно выдохнула. Серьезный разговор откладывается на следующий раз.
Продираясь сквозь кусты, она наконец выбралась из леса. Сильный ветер тут же подул ей в спину, поднял вихрь снега, пронесся над необъятной ширью степи. Все уцелели, и хан убит, но что-то все равно рвало душу. Последние годы прошли как кочевка по пустыне – привычно, своим чередом. А сейчас она будто стояла у реки, когда на другом берегу темнеет пустота. Это было ей знакомо. С тем же она столкнулась много лет назад, когда взяла малышку синли и сбежала. Та же река легла перед ней и когда Саткын пошел на службу к манапу. Но все ранее было мельче, проще. Что же теперь? Анда, кажется, давно понял, научился перескакивать через все более широкие реки. Оглядываясь далеко назад, она не увидела того, что было всегда близко. И оно ушло, осталось на том берегу. И назад уже не вернешься. Видимо, это и есть жизнь – степь с реками-жилами, лежащими поперек пути.
Жулдыз порывисто вытащила алдаспан, посмотрела на саблю у себя в руке. Кривые дедовские сабли ее племени. Лезвие словно все еще багровело от крови, пролитой во вражеском стане. Жулдыз не входила в число людей, не прощающих себе ошибок. Но в тот миг так противна сама себе стала, что она отвернулась от своего отражения на клинке. Преклонила колено, коснулась лезвия губами.
– Никогда тобой кровь не пролить – клянусь.
Мысленно она приняла еще одно решение – это будет последняя клятва в моей жизни.
Когда поднялась, услышала шаги. Это был Жуас.
– Не устал бегать за мной?
– А ты не устала убегать? – спросил он, смеясь в ответ.
– Я не убегала, – с досадой ответила она. – Воздухом подышать захотелось.
– А у нас что, не воздух – вода? – без обиды в голосе предположил Жуас.
– У вас не то, – рассеянно бросила Жулдыз. – Я не оскорбить тебя пытаюсь, не думай.
– Меня оскорбить тяжело, даже невозможно. Твой друг совсем проснулся – я это сказать пришел.
– Проснулся? Хорошо. Тогда я, наверно, поеду. Вы ведь дадите ему лошадь? Его конь сбежал, но он вернет – за это ручаюсь.
– Не в лошадях дело, – отмахнулся Жуас. – Хочешь совет? Останься.
– Зачем?
– Если уедешь, не узнаешь того, что он может сказать. А лишнее знание вреда не приносит. Обычно.
– Откуда ты взял, что у нас есть о чем говорить?
– Что я, слепец?
– Если так, то я, видимо, слепа как крот, – проворчала Жулдыз.
– Может быть, – развеселился Жуас. – Вы, степняки, в лесу слепнете и глохнете – враг подойдет, не заметите.
Впервые за долгое время Жулдыз улыбнулась, и трещина в душе начала затягиваться.
Анда полулежа сидел в постели. Осунувшееся лицо покрылось румянцем. Он коснулся раны и еле заметно дернулся. Когда тень от нее упала ему на лицо, опустил взгляд.
– Я прощения просить не стану, – тихо сказал он.
– Не проси. Неужели только сейчас в тебе гордость взыграла?
– Только сейчас? – переспросил анда.
– Не нашлось же ее у тебя, когда ты побежал лизать пятки врагу своего племени.
– Не говори так, анда, – поморщившись, попросил Саткын.
– Разве это не так? Ты предал меня – пускай. Но ты предал свой народ.
– От моего предательства им хуже не стало.
Она невесело рассмеялась.
– Не в том дело, стало им хуже или нет. Ты переступил в себе что-то, переметнулся к врагу. И теперь ты вернешься туда…
Жулдыз держалась от него на отдалении. Он, лежащий, в одной рубахе казался ей свысока таким маленьким.
– Я не хотел этого. – Его голос дрогнул. – Я не знал, что Каракчы – это ты.
Она молчала, и он продолжил:
– А потом я повел тебя длинным путем. Если бы ты созналась, тогда, когда я спросил, я бы…
– Сделал то же самое, – тихо закончила за него Жулдыз. – Брось, анда, я ведь знаю тебя. И ты знал, что я не сознаюсь. Ты лишь пытался оправдаться перед собой. Вот и все.