И анда другая. Он должен это помнить. Несмотря на ее веселую открытость с ним, несмотря на то, что она, не думая, дала кобылу… Годы прошли, их не вернуть. Все меняется со временем, и люди, даже самые близкие, тому не исключение. Особенно такие, как анда.
Ни слова не говоря, они тронулись в путь. Вдруг анда крикнула:
– Посмотрим, можешь ли ты еще ехать, не сваливаясь с коня! Чу!
Буркут ускорила свой шаг, перешла на рысь. А когда Саткын с азартом подстегнул коня, лошадь анды пустилась в галоп. Ох, и хорошо мчаться вот так, на полном ходу! Посол манапа уже и забыл, каково это. Вроде и носит его повсюду туда-назад, а все равно мысли еще дальше. Каждый раз, когда ему казалось, что он уже нагнал Жылдыз, она вдруг, дразнясь, ускорялась еще пуще. Наконец конь под ним задышал тяжелее, Саткын натянул поводья. Чыныгы с благодарностью остановился, опустил голову, защипал траву.
– Анда, стой! Все, ты победила!
Бежал все это время жеребец, а Саткын почему-то устал ничуть не меньше. Жылдыз с лукавой улыбкой повернула лошадь (без поводий, используя только колени и голос) и вернулась.
– Это все потому, что моему коню мешает седло, – заметил Саткын.
Анда фыркнула громче Буркут под ней.
– Добрая лошадка! Подаришь, а, сестра? – шутя спросил Саткын. Поняв, что это была шутка, анда весело откликнулась:
– Прости, анда, но Буркит я люблю больше. – Потрепала кобылу по гриве, шепнула что-то на маленькое ушко.
– Лошадь ласкаешь больше, чем родную сестру, – без упрека сказал Саткын.
Жылдыз нахмурилась, неохотно ответила:
– Из вас всех только Буркит мне проблем не приносит. И Толкын не лошадь, меня на себе не возит. Я пробовала – не разрешает.
Сама рассмеявшись своей шутке, анда тихо цокнула и Буркут медленно зашагала дальше. Конь под Саткыном последовал за ней.
– Откуда такая веселость, анда? Неужто все оттого, что наконец уехала от Толкын?
Он захохотал, но в этот раз анда не поддержала его.
– А чего горевать? – просто ответила она. Посмотрела в небо, спросила: – Сколько дней пути до туткынов?
– Неделю, может. Если не торопясь. А что?
– Я обещала Толкын вернуться, когда первый снег выпадет.
– Ну, задержишься, ничего страшного не случится. Не маленькая ведь уже, поймет, – рассеянно отозвался Саткын, задумавшись о своем.
Лошади шагали, отдаляясь от реки.
Азат поправил пояс. Недавно вступил в ряды воинов – и вот, дали меч, копье и саадак. Для него, сына черной кости, о большем и мечтать не стоило. Несколько недель как вернулся с похода… Никогда еще не был так далек от родного дома, понял, как велик мир, как много людей в нем живут. Хорошо было скакать на коне, чувствовать спокойную силу товарищей в строю. Но убийство радость ему почему-то не приносило. Не было той горделивости, с которой остальные воины хвастались у костра своими шрамами и количеством погибших от их руки. Поход был обращен в сторону илбээсинов – племени, не славящемуся своей храбростью и великими полководцами. Победа была легкой. И войско получило награду за свои заслуги. Азат хорошо помнил, как они хищно набросились на аил с его возками, табунами, женщинами и драгоценностями. Все-таки правда, что воины получают много. Но в обмен на что – на свою жизнь. Азат смерти не опасался. Может, от молодости, а может, понимал, что сопротивление не будет упорным. Но, конечно, был благодарен небу, что сохранило жизнь. Ведь для него она только начинается, умно ли было бы потерять ее в пыли, и за что?
Азат расстегнул пояс. Тяжелое оружие грохнулось на пол юрты. И все же, наверно, надо будет привыкнуть. Ему ведь так теперь всегда воевать.
Вышел прогуляться. Солнце уже не так припекает, как когда они выдвигались в путь – осень вступила в свое законное правление, озолотило степную траву и листья на деревьях пуще любого похода. Как хорошо дома! Воины не ругаются друг с другом за добычу, не слышно криков и стонов недобитых, нет той грязи, которую они подняли копытами боевых коней. А тут, сейчас, ржут лошади, шумит река, гудит ветер, малые дети кидают асыки, хохочут девушки. Прислушавшись к девичьему смеху, Азат снова подумал о ней. Как тогда встала перед глазами ее гибкая фигурка, иссиня черные волосы, ниспадающие до самой земли, улыбка полных губ, веселые ямочки на смуглых щеках и большие, с длинными ресницами, как у верблюжонка, глаза. Так бы и смотрел в них целый день. Какая красавица!.. Азат прижал эту мысль к себе, чтобы снова почувствовать это искреннее счастье момента. И что это напало на него? Каждый раз, когда Толкун рядом, он не мог себя контролировать. Конечно, и не думал воровать ее. Будь ему нужна рабыня, взял бы какую-нибудь из илбээсинских девиц. Пошутить хотел, а напугал. И сильна ведь! Наверное, в свою грозную сестру. Азат вряд ли бы позволил себе такую вольность, если бы Толкун не встретила его с похода. Кажется, собственный брат не был так рад его возвращению. А Толкун смеялась, громко, непритворно, когда увидела, что он жив. Не забыла их дружбу.