Вдруг до него донеслось тихое пение. Сам не зная как, он тут же понял, что это Толкун. Она шла по берегу речки, высоко подняв голову, как всегда. И словно бы не замечала злых взглядов в свою сторону. Азат втайне недолюбливал ее сестру. Не за то, за что ее ненавидят все, а за то, что она попортила жизнь Толкун. Скорее всего, у нее были свои причины вести себя так вызывающе, без уважения, но неужели она не понимает, что это все выливается на голову ее сестре? А ей-то что, она всегда вдали… Азат одернул себя. Это не его дело, а даже если бы было его, Толкун не любит, когда он плохо говорит о Кезбе Жылдыз. Он должен уважать ее чувства. Меньше всего на свете ему хотелось оттолкнуть от себя Толкун.
Когда он нагнал ее, она оторвала взгляд от неба и посмотрела на него. Улыбнулась. Азат почувствовал, как позорно краснеет, аки молодая девушка, а не воин. Хотел заставить себя быть серьезнее, но широкая ухмылка сама растеклась по лицу. Когда стало так тяжело разговаривать с ней?
– Здравствуй.
– Здравствуй. Ты одна?
– Как всегда, – она пожала плечами. – Присоединяйся. Будем ничего не делать вдвоем. Или ты занят?
– Нет-нет, – пожалуй, слишком быстро ответил он. Про себя точно знал, что даже если бы на него валились дела, все равно бы приравнялся к ней. Пошли вдвоем. Молчали. Вдруг Толкун с досадой проговорила:
– Не стоит тебе гулять со мной.
– Почему? – чуть ли не вскричал он.
– Что люди подумают? – Она беспечно откинула косу назад, и у Азата мысленно захватило дух.
– Пусть думают, что им вздумается. Я теперь воин, мне не страшны старые женщины. – Выпятил грудь колесом.
Толкун внимательно взглянула ему в глаза.
– Ты рад, что был в походе?
От этих слов, пусть она и не имела ничего такого в виду, вся его самоуверенность улетучилась.
– Тяжело сказать… Что мне еще было делать?
Сам не заметил, как эти прямые слова сорвались с губ. А так хотелось выглядеть в ее глазах храбрым баатыром!..
Толкун снова улыбнулась.
– Если это занятие тебе не по душе, почему не нашел себе другое?
– Какое? Всю жизнь таскать аргал, пасти овец, как отец?
Она замолчала.
– Раз так, – она встала. – Сможет воин догнать меня?
Толкун рассмеялась и побежала. Азат понесся за ней. Толкун обрызгала его с головы до пят (опять) и бегом направилась к юртам. Сверкнули под длинным халатом смуглые ноги, когда она резво обогнула оседланного коня какого-то пастуха. Толкун хорошо бежала, быстро, Азат даже не мог за ней угнаться. Девушка легко перепрыгнула через лужу, а джигит поскользнулся, упал на спину. Лицо Толкун, с ямочками и веселыми морщинками, склонилось над ним.
– Э-эх ты, жеребец! Поднимайся.
Толкун потянула его за руки. Их взгляды встретились, девушка впервые покраснела и спрятала глаза. Вдруг за их спинами послышалось ворчание, кажется, их даже стали окликать. Азат обернулся было, но Толкун вдруг взяла его лицо в свои ладони.
– Не надо, Азат, это меня… Пускай.
Он неохотно поддался ее просьбе. Так хотелось оградить ее от этого, но что он мог сделать? Человека можно убить, а как быть с его словами?
Дальше шли уже спокойно, шагом. Когда увидели толпу, подошли посмотреть. Оказалось – жомокчу взялся за домбру. Сели на землю рядом со всеми. Сказитель запел. Жомок был о великом хане-завоевателе. Забрался хан на чужие земли, все народы на своем пути покорил. Год не появлялся в родном аиле, не виделся с женой и детьми. И набрел однажды на огромный каменный дворец, полный изделий невиданной красоты. Но ни хан, ни кто-либо из его воинов и пленных не сумел указать величайшую ценность для человека. Хан послал за именитым ювелиром, который будто может любую фальшивку от настоящей отделить. А когда привели ювелира, и спросил его хан о том, что для него дороже всего, мастер ответил: “Того, что для тебя, великий хан, всего дороже, здесь нет. Пока не было тебя дома, враги напали на твой аил, угнали пленных, а семью хана убили.”
Азат хранил благоговейное молчание. Ведь самый грозный баатыр, сметающий аилы на своем пути, склоняется перед мудростью сказителей. Вдруг Толкун склонилась к его уху, шепнула:
– Мне кажется, то был не совсем ювелир.