Она боится воды?
Я двигаюсь, не задумываясь, отчасти потому, что я нужен ей, а отчасти потому, что мне отчаянно хочется прикоснуться к ней, просто чтобы доказать, что я могу это сделать, после того как видел, как другой мужчина вожделеет её и не смог остановить его. Я делаю шаг за ней, не совсем вплотную, но достаточно близко, чтобы тепло её тела излучалось от её спины.
Она здесь, совсем одна, а вся её семья внутри, как будто они не понимают, что ей может быть трудно. Как будто они даже не знают, что она боится.
А может, и не знают.
Это неприятное чувство — видеть её в таком состоянии.
Я нежно целую маленькую веснушку на её левом плече и снимаю пиджак, накидывая его на неё. Затем я заключаю её в клетку, мое тело окружает её, а мои руки ложатся на перилах.
Ее дыхание сбивается, но она не открывает глаза. Я отрываю её от металла, пропуская свои пальцы сквозь её, чтобы она могла держаться за меня.
— Звезда! Хочу тебе подобным стать — но не светилом одиноким с небосвода, чтоб не смыкая глаз, всю ночь сиять бессонным созерцателем природы, — я тихо шепчу эти слова ей на ухо.
Ее тело снова прижимается к моему.
— Теченье ль вод вершит святой обряд, даруя омовенье берегам, иль мягкий саван стелет снегопад, творя покров болотам и горам...
Её дыхание выравнивается, и её голова расслабляется на моей груди, и мне, наверное, следовало бы беспокоиться о том, кто может увидеть, о том, где мы находимся и что делаем, но я не беспокоюсь.
Единственное, что имеет значение — это она.
— Нет, с милой бы провёл всю ночь без сна я, чтоб голову ей положить на грудь и так, дыханью милому внимая, — наклоняю голову вниз, пока мои губы не коснутся ее шеи, и вдыхаю её, мой член тверд, а сердце колотится. — В бессоннице блаженной утонуть.
Она прижимается ко мне, тихий стон срывается с её губ, когда она чувствует, как я плотно прижимаюсь к ней бедрами.
— И чутко каждый легкий вдох ловить. А если нет - зачем на свете жить?
Напряжение, закручивающееся вокруг наших тел, подавляет, и я не знаю, что именно я чувствую, только то, что ничто другое никогда не ощущалось подобным образом. Открыв глаза, она поворачивается в моих руках, чтобы посмотреть мне в лицо.
Она улыбается.
И моя грудь словно взрывается.
— Китс — мой любимый, — вздыхает она.
— Я помню.
Я крепко обнимаю её, подношу один из наших переплетенных пальцев вверх, чтобы поцеловать тыльную сторону её руки.
— Для человека, который не верит в романтику, ты раздражающе хорош в ней.
— Так вот что такое романтика? — я хихикаю.
— Ты цитируешь Китса и утешаешь меня, — она пожимает плечами. — И не просто Китса. Он писал о том, что хотел бы умереть, если бы не мог жить вечно со своей любовью. Я не думаю, что что-то может быть романтичнее.
Она смотрит вниз на воду, её тело снова напрягается.
— Не бойся, — шепчу я, ветер посылает вокруг нас сильный порыв воздуха, заставляя её дрожать. — Я рядом.
Она вдыхает, переводя взгляд обратно на меня.
— Обещаешь?
Я хочу, каждой косточкой своего тела, сказать ей правду. Но я не могу. Поэтому вместо этого я лгу.
— Обещаю.
— Как мило, — прерывает меня высокий голос.
Эвелин отпихивает меня от себя, затем поворачивается и с пустым взглядом смотрит на свою сестру.
— Что вы двое делаете? — Дороти смотрит между нами двумя.
— Просто любуемся видом, — отвечаю я, засунув руки в карманы.
— Хм, — хмыкает она, потягивая из фужера шампанское, пока идет к краю палубы. Она прислоняется к нему, её ярко-красные ногти постукивают по бокалу, пока она смотрит на нас, а затем вглядывается в темные воды внизу. — Люди здесь и правда так быстро приходят и уходят, не так ли?
Я нахмуриваю брови, но Эвелин дергается рядом со мной.
Когда Дороти поднимает голову, в её глазах — маниакальное выражение, а на лице — широкая улыбка. Меня удивляет, насколько это напоминает мне то, как Эвелин выглядит прямо перед тем, как сорваться.
Наверное, гены, в конце концов, передается по наследству.
— Какая же ты, блять, сука, — прошипела Эвелин.
Дороти хихикает, глядя на нас двоих.
Я никогда раньше не видела её такой, она как будто превратилась в совершенно другого человека. Как будто невинная дочь, которая любит быть на виду у всех и хочет быть папиной дочкой, была не более чем фасадом, скрывающим эту зловещую женщину, которая таилась под ним.
— Я просто констатирую факт, — говорит она.
Вздохнув, я провожу рукой по лицу. Эта семья изматывает.
— О чем ты говоришь, Дороти?
— О, разве ты не знал? Здесь умерла наша сестра.
Шок ударяет меня в грудь, и я перевожу взгляд на Эвелин. Но они не обращают на меня никакого внимания. Они сфокусированы на Дороти.
Эвелин качает головой.
— Не хочешь ещё раз освежить мою память о том, как именно это произошло?
Левая сторона красного рта Дороти приподнимается.
— Она поскользнулась.
Эвелин усмехается, и я чувствую изменение энергии ещё до того, как это происходит. Тем не менее, я недостаточно быстр, чтобы схватить её. Она бросается вперед, хватает Дороти за горло, и они обе падают на пол палубы, фужер с шампанским Дороти разбивается вдребезги.
Дороти бьется, её ногти царапают спину моего пиджака, когда он соскальзывает с плеч Эвелин, и я бросаюсь к ним, хватаю Эвелин за талию и оттягиваю её назад.
Рука Дороти подбегает к её горлу.
— Господи, Эви. Тебя нужно поместить в больницу.
— Сними эти туфли! — кричит Эвелин, её лицо покрыто пятнами, а по щекам текут слезы. — Как, блять, ты смеешь носить их здесь.
Мой взгляд падает на ноги Дороти, где ярко-красные, сверкающие каблуки(персонаж Дороти всегда носила ярко-красные туфли) блестят в лунном свете.
Дороти насмехается.
— Ты всегда так драматизируешь. Не думаю, что они тебе подойдут.
Голова Эвелин дергается, и она поворачивается ко мне, её взгляд дикий.
— У тебя есть при себе пистолет?
Да, но мне крайне неловко говорить ей об этом прямо сейчас. Она замечает мою нерешительность.
— Могу я взглянуть на него? — мило спрашивает она.
Отступив от неё, я качаю головой.
— Я позволю тебе делать с ним всё, что захочешь, когда мы уйдем.
Дороти громко вздыхает, вытирая пыль с передней части платья, затем снимает туфли и берет их в руки.
— Ладно, ты так сильно хочешь их? Они твои.
Она протягивает их, и Эвелин делает шаг вперед, протягивая руку, чтобы взять туфли. Затем Дороти бросает их через борт лодки. Я едва слышу, как они плюхаются в воду.
— Нет! — кричит Эвелин, бросаясь всем телом на перила. Как только её глаза попадают в воду, она замирает, а я за ней, обхватываю её за талию и притягиваю к себе, её тело дрожит, когда я опускаю нас на пол палубы.
— Может быть, если ты нырнешь за ними, они доведут тебя домой к ней, — говорит Дороти.
Мои глаза сужаются, когда я поднимаю голову.