Не припомню же и я, чтобы отец лишал меня радости вечернего нашего общения. Выуживая из тяжелого распорядка дня драгоценные для меня мгновения, отец всенепременно пребывал в мою комнату, чтобы рассказать мне о заграничных странах и их чудесах, которые он успел посмотреть еще до моего рождения. Отходя ко сну, я всегда слышал мягкий голос Льва Фёдоровича, повторявший мне о скорости нашего совместного путешествия.
Сперва, полученный отцом от Натальи Ардалионовны скорпион не взыскал в разуме отца желанного темными силами отклика и был скоропостижно отправлен к иной мистической рухляди, хранившейся в кабинете отца, перешедшей ему по наследству в избытке. Однако зло всегда найдет способ пустить свои корни в неповинные души...
В те редкие мгновения, когда кабинет отца пустовал, я любил исследовать закоулки этого просторного помещения. Я без устали перекладывал с места на место огромные книги, с записями смысл которых оставался для меня неизвестным, исследовал разномастное диковинное оружие, хранящееся за спиной отца в избытке и наконец не без интереса, изучал диковинные предметы, собранные семейством Евдохиных долгими летами деловых разъездов. В один из таких дней, когда как мне казалось мои проказы, останутся неизвестными, я был застигнут отцом врасплох. Увлеченно изучая мелкие лини золотого узора, оторачивающие мелкое тельце диковинного скорпиона, я не расслышал отварившейся двери.
Вопреки всем наказам о запретах посещения отцовского кабинета я не был подвергнут унизительным наказаниям, или иным ужасам, что тотчас представилось моему юношескому мозгу. Напротив, отечески улыбнувшись, Лев Фёдорович, принял из моих ручонок треклятого скорпиона и усадив меня подле себя осведомился, что же это такое. Как он в скорости мне рассказал, с момент гибели Фёдора Михайловича, скорпион, что чудом вернулся из дальнего путешествия ни разу не попадал в его руки и только неуемным моим желанием вновь оказался в центре внимания.
Я готов вам поклясться ваше сиятельство, что именно в тот день, в то самое мгновение, когда Лев Фёдорович, склонился над мистическим артефактом, словно высматривая в нем какие-то тайны человечества, он был более всего похож на своего отца Фёдора Михайловича в то самое злополучное утро, когда зло проникло в жилище Евдохиных.
С тех самых пор безумие прежде пожиравшее мозг деда, с утроенной силой принялось за сознание моего отца, не смевшего даже предположить о существовании подобного зла. С первых дней, в поведении Льва Фёдоровича было сложно различить какие-то перемены. Такое же усердие в работе и в быту, все та же, прежде не подводившая его удача в делах служебных, однако же, тогда я и заметил не здоровый интерес к языку фарси. Уделяя короткие мгновения своим новым увлечениям, в число которых входило изучения персидского языка, истории древней Персии и ее мифологии, с каждым днем Лев Фёдорович все больше удалялся от своей обыденной жизни, уделяя все больше времени столь далекой и мистической державе как Персия.
Вслед за здоровым сном и дружескими посиделками с соседствующими семьями, отец, не кривя душой пожертвовал и нашими с ним вечерними бдениями, всецело посвятив себя изучению старинных талмудов о Персии, количество которых неустанно ширилось день ото дня. Конечно же, моя детская обида не позволила мне разглядеть зарождающиеся отголоски безумства, проявлявшиеся в действиях Льва Фёдоровича все больше и больше. Чувствуя злость на отца, я не смел даже предположить, в сколь губительном положении он скоро окажется по моей вине и конечно же не мог этому помешать.
Следующим судьбоносным днем в истории рода Евдохиных несомненно стоит считать то злополучное весеннее утро, которым мой отец, равно как и его отец прежде, заявил о желании отправиться в короткий рабочий отпуск в Персию. Лев Фёдорович, все же не слагал с себя полномочия кормильца и продолжателя знатного рода, от того для пущей убедительности сопроводил свое громкое заявление парой уверений о том, что чувствует прибыльные сделки на территории загадочной страны, в которых он вознамерился поучаствовать. Маменька моя - Лизавета Филипповна хоть и согласилась с красноречивыми убеждениями супруга, все же не воспринимала их в той мере, на которую надеялся Лев Фёдорович, от того, в скорости заявила, что разделяет предпринимательские измышления мужа, однако чувствует свою обязанность в поддержке его в этом без сомнения значимом путешествии. Все дальнейшие препирательства моего отца были благополучно изничтожены о непоколебимую стойкости матери, для пущей уверенности заявившей отцу о необходимости и моего путешествия на песчаную землю.
Вскорости, после консультаций с выдающимися путешественником Петербурга Рублевым Петром Афанасьевичем, отцом была снаряжена экспедиция, во главе с сами же Рублевым.
Не буду скрывать, предстоящее путешествие к загадочным для меня землям, я ожидал не просто с неподдельным интересом, но с откровенным восторгом, который мне как воспитанному юноше, впрочем, не стоило выставлять на показ, особенно принимая во внимание мрачное настроение моей маменьки, явно в меньшей степени восхищавшейся предстоящей дорогой. С каждым новым днем, мерящим скорейшее отправление, Лизавета Филипповна становилась темнее тучи и по долгу пропадала из дома. Это потом, по возвращению из кошмарного путешествия мне стало известно, что все это время, мама обивала пороги соседнего храма, ища прощения своей душе и возможного спасения.
Впрочем, как бы не было мне горестно об этом думать, по итогам скоропостижных, но вместе с тем обстоятельных сборов, наша небольшая экспедиция, состоящая из отца, матери, меня, нескольких лакеев, чьи имена в нашем рассказе не важны и конечно же Петра Афанасьевича, выдвинулась в Астрахань, по достижению которой, Каспием нам предстояло отправиться к берегам искомого нами государства. Путешествие это хоть и казалось мне обширным и что самое главное длительным, обернулось для меня достаточно приятной прогулкой, наконец показавшей мне и как ни странно матушке Россию за пределами слякотной столицы. Деревни сменялись новыми деревнями, на смену которым обязательно следовали новые и так до самой Астраханской губернии, для которой очередные путешественники, вознамерившиеся повидать восточный мир и заключить несколько удачных контрактов были обыденностью и не взывали к излишним оторопелым возгласами, коими сопровождалось наше отбытие из Петербурга.