Она ворвалась в кабинет в своей дорогой шубе из шиншиллы, зеленые глаза сверкали, маленький пунцовый рот с пухлыми накрашенными губами изрыгал проклятия на «тупую башку» Михаила Ломова-Обломова, сидящего в вертящемся финском кресле за письменным столом. И в гневе Светлана Смоленская была прекрасной...
— Сначала ты, скотина, лишил меня охраны! — вопила она. — А сегодня — и машины! Ты что, не знаешь, что «Мерседес» оформлен на меня, как и АО «Светлана»? Ты что, урод, позабыл, что вся ваша вшивая контора носит мое имя?! При Яше ты, Хрущ, на коленях бы ползал передо мной...
— Вот уж чего не было того не было! — ухмыльнулся тот, пожирая ее глазами. Да-а, у Хмеля была губа не дура! Красотка каких поискать. И фамилию свою оставила: Смоленская... Красиво звучит!.. Слова ее отскакивали от него как от стенки горох, но когда уж в который раз обозвала тупым бараном, он проворно вскочил с кресла, подошел к ней и не очень сильно ударил широкой ладонью по щеке, но этого было достаточно, чтобы она, обескураженная, отлетела к самому окну, до половины скрытому шторой.
— Заткнись, сука! — спокойно сказал он. — На кого хвост подымаешь? Охранника лишил, машину отнял... Да я захочу, сегодня же вышвырну тебя из твоей роскошной квартиры! Не твоей, кстати, а нашей... Ты у меня, горластая паскудина, пойдешь на Лиговку и будешь сутенеру-сифилитику отстегивать половину заработанных бабок! А лениться он тебе не даст...
— Ты что, с ума сошел... Миша? — Гнев вмиг сошел с ее хорошенького личика, а выступившие было слезы — высохли. — Меня на панель?!
— Ты вчера почему мне дверь не открыла? — придав своему квадратному лицу суровость, наступал он. — Жаль твоих шведских замков, а то выломал бы тебе дверь, падла!
— Но с какой стати, Миша? — таращила она на него округлившиеся зеленые глаза. Каштановая прядь упала на покрасневшую щеку. — Еще сорок дней не прошло, как Яшу похоронили...
— Забудь про своего м.... Яшу, — сказал Хрущ. — Он давно уже в аду и ему не до тебя со всеми твоими девятью и сорока днями... Думаешь, не знаю, почему ты созываешь к себе на хавиру всякую шваль? На Яшкино место подыскиваешь хахаля? Из «важняков», что ли? Что, не так?
— Мне ведь не сорок лет, и я в монахини не собираюсь, — окончательно растеряв весь свой пыл, оправдывалась зеленоглазая красавица с пышной, от лучшего мастера прической. — Но что ты хочешь от меня, Миша?
— Я просто тебя хочу, дешевка, — добродушно осклабился он. В бранные слова он не вкладывал злости или презрения, он со всеми женщинами разговаривал подобным образом — по-другому не умел.
— Яша за мной, помнится, два месяца ухаживал, шоколадные конфеты дарил, цветы...
— Заткнись ты со своим раздолбаем Яшей! Был бы умным, не подставился!
Светлана — она ростом была чуть пониже коренастого, с широченными плечами Хруща — рассеянно присела на коричневый кожаный диван, выставив в полах распахнувшейся шубы длиннющие стройные ноги с круглыми коленками. Не в брюках была, а, несмотря на мороз, в серых лосинах. Это с удовлетворением отметил про себя Ломов, ощутив прилив нестерпимого желания к этой эффектной бабенке. Что греха таить: он завидовал Хмелю, да и не он один — все знакомые говорили, что у Раздобудько — классная шкура! Маруха — перший сорт! И все знали, что тот купил ее чуть ли не со школьной скамьи. Правда, теперь старшеклассницы образованными в сексе стали...
— Так стоило ли Хрущу корчить из себя влюбленного и два месяца ухаживать за ней? Это бывший слюнтяй босс в отношении женщин всегда допускал слабину. Это свойственно мужикам со скромными мужскими достоинствами...
— Черт с тобой! — полностью признав свое поражение, хрипловато произнесла Светлана, доставая из кожаной сумочки фирменные сигареты и закуривая от позолоченной зажигалки «Ронсон». Что ты еще хочешь, босс? — Она все-таки не удержалась и в последнее слово «босс» вложила долю презрения. Она отлично знала, чего он хочет, но того, что дальше произошло, уж никак не ожидала...
— Я же говорил — тебя хочу, красотка, — буркнул он. Подошел к двери, задвинул до отказа желтую задвижку, вернулся к ней и, схватив за ноги в кожаных сапожках, навзничь опрокинул на охнувший диван. В мгновение ока сорвал с нее юбку, серебристые лосины, белые шелковые трусики.