- Кого-кого?! - переспрашиваю, услышав незнакомое словечко.
- Не важно, - отмахивается с досадой. - Это я, считай, сдуру брякнул. Потом... Сейчас важно другое. Михаэль объяснил мне, что такой талант грех зарывать в землю. Дескать, его можно и нужно развивать.
- Талант страдать от чужой зубной боли? - уточняю язвительно.
- Забудь ты про эту ерунду, - вздыхает. - Подумаешь, зубная боль, горе великое... Это просто первый симптом. Вернее, не первый, а самый яркий. Потому что когда у тебя внезапно меняется настроение, или мысли какие-то дикие в голову лезут, ты вряд ли станешь винить в этом своего ближнего. Тебе в голову не придет, что это его настроение, и его мысли. Спишешь все на собственную неуравновешенность. А боль - штука вполне очевидная. Рано или поздно непременно обратишь внимание на некоторые совпадения.
- Падения сов, - откликаюсь эхом. Лишь бы что-то сказать.
Но ему мой каламбур, кажется, по душе. Он безмятежно улыбается и вдруг ласковым, небрежным жестом гладит меня по голове. Вернее, гладит-то он парик: я как напялила его после обеда, для приема клиентов, так и не снимала. Забыла даже о нем. А ведь поначалу казалось, полчаса вытерпеть невозможно. Но вот, привыкла...
Не заметив подвоха, мой прекрасный не-маньяк встает и снова ставит чайник.
- Такой дар дает возможность не просто на миг оказываться в чужой шкуре, но и проживать чужую жизнь, не растрачивая при этом собственную, говорит он, вскрывая пакет с карликовыми круассанами.
Голос его звучит совершенно обыденно, почти равнодушно. Будь он преподавателем вокала, обнаружившим у случайной знакомой божественное сопрано, энтузиазма и пафоса было бы куда больше, не сомневаюсь. А он разжигает духовку и кидает круассаны на противень.
- Надо бы их в микроволновку, - поясняет. - Но такого добра в этом доме нет. Не беда, и тут разогреются... Ты не понимаешь ничего, да? Из меня плохой объясняльщик.
- А из меня плохая понимальщица, - отвечаю ему в тон. - Два сапога пара... Как это - "проживать чужую жизнь, не растрачивая собственную"? И, собственно, зачем?
- Как - это я тебе покажу, - обещает. - Хоть завтра. На живом каком-нибудь примере. Если захочешь, конечно. А зачем... Хороший вопрос. Мне-то, собственно, с самого начала было очевидно, зачем, - тут Михаэлю со мной повезло... Помнишь, о чем мы с тобой болтали в машине, когда приехали? О бесконечности, в которой можно и нужно увязнуть, чтобы не наступил конец сказки? Ну вот, это - один из способов. За сегодняшний день я прожил лет двадцать примерно. И это, мягко говоря, не самый впечатляющий результат: я все больше делами занимался, хлопотал, по городу мотался. Такой уж день, понедельник... А можно и несколько сотен лет в сутки упихать, было бы желание.
Теперь, кажется, понимаю. Как ни странно. Но обсуждать сей предмет пока не готова. Потом.
- Слушай, - говорю, помолчав, - а ты уверен, что твой Михаэль - и есть писатель Штраух? В книжке, которую я перевожу, ни слова на эту тему... Да и не похоже, чтобы писал человек, который кучу чужих жизней прожил. Он очень хороший, самый любимый автор у меня сейчас, но персонажи у него все же немножко одинаковые. Ну, то есть, не одинаковые, а одного типа - так, что ли?.. Словно бы родились при сходном расположении звезд, а потом еще книжки одни и те же читали в юности, хоть и разные выводы из них делали. Это бросается в глаза. А на самом деле так не бывает.
- На самом деле еще и не такое бывает; выяснить бы еще, какое дело следует считать "самым", а какое - нет... А Михаэль - это именно писатель Штраух, да. Можешь не сомневаться. Я у него потом недели три жил и книжки на полках видел. И как он со своим агентом по телефону отношения выяснял, пару раз слышал... Видишь ли, насколько я понял, он последнюю книгу лет шесть назад закончил. А потом не до того стало.
- Так он не пишет ничего сейчас? - огорчаюсь.
- Ну, - пожимает плечами, - с другой стороны, это и странно было бы: всю жизнь книжки писать. Тем более, когда так все обернулось...
Достает из духовки круассаны. Запах горячей выпечки, да еще и щедро сдобренный ароматом ванили, кого угодно примирит с происходящим. Меня - так уж точно. Не пишет больше Штраух - и фиг с ним. Тем более, может, потом снова запишет. Так часто бывает.
Что же до всего остального... Бред, конечно, но мне он пока, что греха таить, нравится. У меня вдруг, непонятно, с какой стати, обнаружился какой-то загадочный "дар", в связи с чем рыжий незнакомец теперь твердо намерен возиться со мною, уму-разуму учить. Что ж, такая концепция меня устраивает, целиком и полностью. А там видно будет.
Примирившись же с происходящим, я внезапно обнаруживаю, что у меня есть тело. И его нужно как-то привести в порядок, а то испортит мне остаток ночи головной болью, или внезапной сонливостью. Оно это умеет.
- Слушай, - говорю, - Максим...
И умолкаю. Как-то по-дурацки звучит это имя в моих устах. Может, оно и настоящее, но называть его по имени мне почему-то трудно и неловко. С чего бы, интересно?..
- Что-то не так? - огорчается.
- Все так. Просто если уж ты грозишь, что нынче ночью мне предстоит заснуть прямо здесь, на этой тахте, хотелось бы заблаговременно принять душ. И не только это...
- Господи, - он хватается за голову. - Я болван. Надо было сразу предложить...
- Не надо, - улыбаюсь. - Сразу - ни в коем случае. Мне бы стало неловко, я бы тут же начала Наталье дозваниваться, на ночлег к ней проситься. А теперь уже как-то не до того. Нужно про чужие судьбы с тобой разговаривать, да печенье твое лопать. Где я еще такое печенье найду?..
Когда полчаса спустя я вышла из ванной, кутаясь в чужой долгополый махровый халат, с одеждой в одной руке и париком в другой, рыжего искусителя чуть кондратий не посетил. Я предвидела такой эффект и заранее им наслаждалась. Но действительность превзошла мои ожидания.
Минуты полторы он молчал, разинув рот, потом, наконец, вспомнил всякие разные полезные слова. Ожил.
- Постриг приняла? - спрашивает. - Заблаговременно? Думаешь, поможет? "Да не убоюсь я зла"?..
Язвительность его - дитя растерянности. Грех обижаться.
- Да нет, - говорю, - так и было, с самого начала. Я всегда стриженая. Лысой пришла в этот мир, лысой отсюда уйду. А кудри - это парик. Спецодежда моя. Ведьмам так положено, с кучеряшками... Жаль, накладной нос крючком пока не по карману. Недостижимая мечта.
- Накладной нос?!
Он принимается хохотать. Не смеется, а именно ржет и, кажется, не может остановиться. Стонет, всхлипывает, закрыв лицо руками. Несколько секунд сочувственно наблюдаю это безобразие, потом присоединяюсь. Заразительно смеется, устоять невозможно.
"Устоять невозможно" - это у меня, впрочем, девиз вечера. Или даже целой новой эпохи царствования, как в древнем Китае.
Ну, поглядим.
Стоянка VI
Знак - Близнецы.
Градусы - 4°17'09" - 17°08'34"
Названия европейские - Атайя, Алькайя, Альханна, Альшая, Альхага.
Названия арабские - аль-Хана - "Тавро, Отметина".
Восходящие звезды - гамма и эпсилон Близнецов.
Магические действия - заговоры на победу в войне.
Когда из ванной вышел взъерошенный подросток, этакий мокрый ежик, младший братец Муравьиного Льва6, я в одночасье лишился дара речи и, кажется, всех прочих даров щедрой природы. Что за чудесное превращение?!
А ведь, казалось бы, такие пустяки. Прическа.
Но это я уже потом сообразил, что дело в прическе. А поначалу вообще не понял, кто вышел из моей ванной. Девочка, мальчик? И откуда оно взялось? Из чего образовалось?
Наконец, опознал свою гостью. От растерянности брякнул:
- Ты что, постриг приняла заблаговременно? Думаешь, поможет? кривляюсь. - "Да не убоюсь я зла"?..
- Да нет, - говорит. - Я всегда стриженая.
Всегда, значит. А кудри цыганские? Или это шапка-ушанка такая была?
Оказалось, не ушанка. Просто парик.
- Спецодежда моя, - хихикает Варя, потрясая шедевром престидижитаторского искусства. - Профессиональным ведьмам, видишь ли, положено, с кучеряшками бегать... Жаль, накладной нос крючком мне пока не по карману. Недостижимая мечта.