Обдумывая эту, в сущности, не самую радужную перспективу, я в очередной раз понимаю, что абсолютно счастлива. Ну, или нет, ладно, не счастлива (если условиться, что "счастье" - состояние экстатическое), но живу именно так, как мне всегда хотелось. Это уж точно. Квартирные проблемы худо-бедно, временно, а все же решены. Родители и бывшие любовники-женихи остались за тысячу километров отсюда; вот пусть там и пребывают, так будет лучше для всех. В этом огромном городе у меня не наберется и трех десятков хорошо знакомых лиц, зато есть целых две работы, одна другой увлекательнее: гадания и переводы. Не Клондайк, конечно, но пропасть - не пропаду, это точно. И вместо начальства две подружки, Марина и Наташка. Идеальный вариант: у меня никогда не хватало времени и душевных сил на дружбу, а общее дело тут очень помогает. Я не дружу с этими женщинами ради выгоды иметь работу, скорее уж, работаю на них ради возможности наслаждаться их обществом. Это, кажется, всех устраивает. Меня-то уж точно.
И вообще, все у меня хорошо. А странности эти - с кем не случается? Пройдет, никуда не денется. В конце концов, нельзя ведь работать гадалкой и жить вовсе без чудес.
Неприлично даже.
Развеселившись, наворачиваю пирог с утроенным энтузиазмом. Не сказать, что он так уж хорош, жевали мы штрудли и порассыпчатей, и яблоки в них были сочнее, и подливка - не столь приторная. Но кто я такая, чтобы роптать? Сама ничего подобного даже под дулом револьвера не испеку, это уж точно.
А значит, и тут мне повезло. Жизнь прекрасна. Лучше не бывает.
Ням-ням, хруп-хруп.
В основополагающих, фундаментальных принципах мироустройства, несомненно, заложена некая роковая подлость. Не раз уже замечала: стоит мне привести себя в умиротворенное состояние, и тут же, незамедлительно случается какая-то дрянь. Ну, то есть, не обязательно именно "дрянь". Событие может быть вполне полезное, даже приятное, но непременно выбивающее из колеи. Это обязательное условие. Очевидно, считается, что человеку душевное равновесие при жизни не положено. Покой и воля нам только снятся, ага.
Обидно.
А уж на сей раз событие не было ни приятным, ни, тем паче, полезным. Оно и событием-то не было. Так, ерунда, говорить не о чем. Просто невнятный дяденька в противоположном углу разлучился, наконец, с возлюбленной своей газетой. Гюльчатай открыла личико и оказалась вовсе даже не "дяденькой", а вьюношем пылким, со взором горящим.
Во взоре, собственно, и дело. Так на меня еще никто, никогда не смотрел. До нынешнего вечера я и вообразить не могла, что существуют столь пронзительные взгляды, от которых пылают щеки и бьет озноб. Он словно бы раздел меня этим своим взором. Снимал, впрочем, не только и не столько ненадежные текстильные покровы; плотный кокон прожитых мною лет тоже, кажется, был размотан почти до основания, и перед бесцеремонным незнакомцем сидела сейчас не взрослая, самостоятельная, скорая на язык, умеренно прекрасная общепитовская гадалка Варвара, а маленькая, голенькая девочка Варя - не новорожденная, скорее, годовалая. По крайней мере, примерно так я себя почувствовала. Последние лоскутки времени он, надо думать, попросту не успел отбросить в сторону, ибо погасил взор, опустил глаза, развернулся на сто восемьдесят градусов и неспешно удалился. Не к выходу, а в соседний зал. В клозет, вероятно, отправился. Где таким ясноглазым демонам на мой вкус, самое место.
В целом, все получилось, как в старом анекдоте: "Мама, что это было?!" В роли малолетнего олигофрена наша несравненная Варвара-краса. Наслаждайтесь, дамы и господа!
Он ушел, а я влипла в стул, как космонавт, расплющенный стартовой перегрузкой. Тупо глядела ему вслед, буравила глазами поджарую задницу, словно бы решила таким образом поквитаться за собственную давешнюю беспомощность. Он же и не вздрогнул, собака такая.
Вот именно, собака.
Пес поганый.
Рыжий, тощий уличный кобель.
Ну, правда, не апельсиново-рыжий, не огненный. Куда более приятный оттенок. Когда-то, задолго до радикальной стрижки и обретения смоляного парика, я сама извела множество тюбиков краски, чтобы добиться такого теплого, медового оттенка. А некоторые нахалы получают его даром, от природы. Несправедливо, да... Впрочем, может быть, он тоже крашеный? В Москве мужик с крашеными волосами не то чтобы такое уж обычное дело, но и не экзотика. Бывает, словом...
Когда он вернулся и снова закрылся газетой, я поняла, что ни о чем другом уже и думать не могу. Крашеный, или натуральный? И почему он так на меня смотрел? Или он просто посмотрел, а пронзительность взора я сама домыслила? И на кой ляд, спрашивается?!
Мне бы бежать отсюда, пока не поздно, а я лезу за очередной сигаретой. И словно бы со стороны слышу, как хриплый женский голос требует у кого-то капучино. Мой голос, надо понимать. Мальчик с нагрудной этикеткой "Денис" кивает и удаляется.
А я воровато оглядываюсь по сторонам.
Вроде бы, никто на меня не смотрит. Девицы у окна по-прежнему щебечут, как утренние пташки, рыжий нахал прячется за газетой, мальчик Денис будет выколачивать мой заказ из флегматичного бармена, как минимум, минут пять. Значит, можно положить сумку на колени, аккуратно извлечь походную колоду, подпольно, по-партизански, не привлекая стороннего внимания, ее под столом перетасовать и извлечь одну-единственную карту, которая должна - нет, просто обязана! - оказаться одним из Младших Арканов и сообщить мне, что все в порядке, никакая это не страсть с первого взгляда, не роковая связь судеб, не начало приятного приключения даже, а так - странный, но незначительный эпизод, о котором уже час спустя забуду. Вот доберусь до дома, усажу себя за перевод, прочитаю пару абзацев Штрауха, да и забуду. Все выкину на фиг из головы: она мне для дела нужна, а не глупости всякие думать...
Вообще-то, я для себя редко гадаю. Почти никогда. Ни табу, ни даже суеверий каких-нибудь дурацких на сей счет у меня нет, просто в глубине души я всегда полагала, что мантические практики - удел слабых. Изучать эти причудливые правила общения с собственным подсознанием, чтобы помогать другим людям, как минимум, занимательно. Но вот личные проблемы улаживать не царское это дело, - так я себя обычно уговариваю. А сегодня, гляди-ка, уже второй раз в колоду за советом полезла. Докатилась. Умница, нечего сказать.
А что делать? Такой уж нелепый выдался день.
Перемешивая карты, кое-как формулирую вопрос: "Что это за хмырь?" Понимаю, звучит не слишком романтично. Надо бы, воздев очи горе, вопросить: "Что значит для меня эта встреча?" Или: "Стоит ли мне рассчитывать на продолжение знакомства?" Но так уж я устроена: если меня выбить из колеи, я начинаю хамить - не столько окружающим, сколько сама себе, в ходе внутреннего монолога. А сегодня я уже и забыть успела: какая она была, моя колея? Да и была ли?
Эх.
Какой вопрос, такой ответ. Из-под стола на меня глядит Пятнадцатый Аркан, Дьявол. Только что не хихикает, как это у них, опереточных Мефистофелей, заведено.
Нормально. Приехали.
Искушение, значит. Зависимость, страсть, эрос-танатос всяческий и прочие радости жизни в двуполом мире. Заранее содрогаюсь, хе-хе... Но, между прочим, если вспомнить кроулианскую традицию, чудище сие советует мне: "Не бойся искусителя", - да еще и сулит какие-то новые знания. Тайные, надо полагать.
Ага.
Могу себе представить.
Я, конечно, храбрюсь, ерничаю, сама перед собой выпендриваюсь, как школьница. Сказано же: "Не бойся искусителя", - вот и веселюсь. А в глупой голове моей крутится, меж тем, невесть с какого потолка взятая цитата: "Правым глазом твори для себя сам, левым же принимай все, что создано иначе". Где я это выкопала? Кроули так писал, или кто-то из интерпретаторов? Или вовсе сама выдумала3?