Он больше не настаивает.
Идет к книжному шкафу, открывает его и задумчиво перебирает книги.
Скажите, Мари... Вы прочли эти восемь статей: "Почему нельзя верить"?
Мари. Да.
Баруа. А это: "Догматы и наука"? "Истоки возникновения различных религий"?
Мари. Да.
Баруа (закрывая застекленную дверцу). Вы все это прочли внимательно, и все же то, во что вы верили до сих пор, не показалось вам...
Он хочет сказать: "Вам не убедить меня в том, что все научные труды, плоды моей жизни, всецело посвященной борьбе с религией, бессильны перед вашей детской верой!"
Но сдерживается: он узнает в ее улыбке и взгляде упрямство Сесили.
Мари (стараясь яснее выразить свою мысль). Но, отец, если бы возражения могли поколебать мою веру, то это уже не была бы настоящая вера...
Она улыбается, на этот раз наивно. И Баруа постигает ее психологию. Он думает:
"Вера, которую научные возражения не в силах поколебать..." Что она хочет этим сказать? Что слабые стороны религии не существуют для нее, так как она a priori [Заранее, без доказательств (лат.)] верит. Это значит, что она заранее поставила свою веру выше разума, и если даже разум будет побежден доводами, это не коснется ее веры, ибо вера ее выше этого, она недосягаема!
Это детское рассуждение... но оно неуязвимо!"
Баруа (мягко). Скажите, Мари, что делает вашу веру такой прочной?
Она вся сжимается, но не уклоняется от ответа.
Мари. Когда испытаешь то, что испытала я, отец... Не знаю, как вам объяснить... Присутствие самого бога... Бог овладевает душой, наполняет ее любовью, счастьем... Если человек испытал это хоть раз в жизни, все доводы, придуманные вами для того, чтобы доказать самому себе, что ваша душа не бессмертна, что она не частица бога, - все ваши доводы, отец!.. (Снисходительно улыбается.)
Баруа не отвечает.
Он думает.
"То, что я испытала..." На это нечего возразить, с этим ничего не поделаешь!
Если бы только я мог помешать ей принять непоправимое решение..."
Баруа. Неужели ваша мать одобряет избранный вами путь?
Мари опускает голову. У нее упрямое и в то же время несчастное лицо.
(Пораженный.) Как, вы ей еще ничего не сказали?
Мари не отвечает. Но почему? Боитесь, что она будет возражать?
Молчание.
Вот лучшее предостережение: оно в вас самой... Как бы вы ни хотели стать монахиней, вы сами сознаете, сколько горя причините своим решением, и поэтому даже побоялись...
Мари (готовая расплакаться). Почему я должна причинить ей это горе уже сейчас? Мне жаль ее. Мама никогда не была счастлива...
Она быстро говорит это, не задумываясь. Потом краснеет. Баруа, кажется, не понял. Наклоняется к ней.
Баруа. Мари, выслушайте меня... Я не хочу спорить с вами; речь идет не о вашей вере. Вы уже познакомились в моих статьях со всеми доводами, какие я могу выдвинуть, и они вас не убедили, - не будем больше говорить об этом... (Глубокий вздох.) Вы видите, с вами говорит не атеист... А просто пятидесятилетний, здравомыслящий человек, чьи взгляды на протяжении жизни менялись! Связать себя клятвой в двадцать лет, навсегда... Какое безумие! Клятва навеки! Подумайте: в вас еще может произойти нечто, о чем вы и не подозреваете, возраст, размышления и обстоятельства могут многое изменить...
Жест Мари, говорящий: "О, я так уверена в себе!"
Подумайте, Мари, одна мысль о наследственности должна вас пугать! Все инстинкты, которые помогли мне освободиться от веры, когда я был в вашем возрасте, живут и в вас, более или менее подсознательно; пока они еще спят, но они существуют и могут внезапно пробудиться и перевернуть вашу жизнь, хотите вы этого или нет!
Послушайте, Мари, как можете вы утверждать, что никогда не будете сомневаться? Можете ли вы заявить, что сомнение ни разу не коснулось вас? Загляните к себе в душу... Невозможно, что никогда до сих пор... (Он показывает на комплекты "Сеятеля".) Никогда ни малейшее сомнение вас не коснулось?
Мари. Ни малейшее, уверяю вас... Никогда.
У нее правдивый взгляд. Он молча смотрит на нее. Пауза.
Нет, мир слишком пуст... Не существует ничего возвышенного, ничего вечного.
Баруа. Неужели вы думаете, что на земле нет места для человека, который стремится к возвышенному?
Она смотрит на него долго, с уважением и сочувствием.
Мари. Да, отец, я часто думала о вас с тех пор, как приехала... На вас не снизошла божья благодать, божий взор не остановился на вас, и все-таки вы добры и справедливы. Но какого труда вам это стоило! Насколько проще быть добрым из любви к богу!