Баруа. Но не приведет ли это к некоторой ограниченности? Разве не нужно стараться, напротив, выйти за рамки своего "я", насколько это возможно?
Люс. Думаю, что нет...
Горничная (приоткрывая дверь). Госпожа просит передать вам, сударь, что пришел доктор.
Люс. Хорошо. (Баруа.) Я полагаю, что нужно оставаться самим собой, чего бы это ни стоило, но в то же время - расти! Стремиться стать образцом той группы людей, которую ты представляешь.
Баруа (вставая). Но разве не нужно действовать, говорить, писать, проявлять свою силу?
Люс. О, сильная личность всегда проявится... Не надо, однако, создавать себе иллюзий насчет полезности того, что ты совершаешь. Разве прекрасная человеческая жизнь стоит меньше прекрасного творения? Я тоже думал, что нужно обязательно действовать. Постепенно я пришел к другому выводу...
Он провожает Баруа до двери. Проходя мимо окна, отдергивает белую перкалевую занавеску.
Посмотрите-ка, и в моем саду происходит тоже самое: нужно ухаживать за деревом, улучшать его из года в год, и тогда, если ему суждено принести плоды, они созреют сами собой...
Они проходят через столовую.
Головки детей, склоненные над тетрадками, поднимаются при звуке шагов.
(Окинув взглядом сидящих за столом.) Мои дети... Баруа, улыбаясь, кланяется.
(Отгадав его мысль.) Да, их много... А ведь у меня еще двое... Иногда я замечаю, как все они смотрят на меня, и мне становится просто страшно... (Качает головой.) Нужно положиться на логику жизни, должно быть, она права. (Подходит к столу.) Это моя старшая, совсем уж большая девочка... А вон тот, господин Баруа, у нас математик... (Любовно проводит ладонью по шелковистым головкам детей и вдруг поворачивается к Баруа.) Жизнь так прекрасна...
ПРЕДВЕСТИЕ БУРИ
Я слышу, как море вздымает волны,
Я слышу, идет заря...
Мое сердце, как мир, огромно...
Ибсен.
I. Первые сомнения в справедливости приговора по делу ДрейфусаИюнь 1896 года.
Пять часов вечера.
Пивная на бульваре Сен-Мишель.
Зал в первом этаже, просторный и сумрачный, обставленный в стиле Гейдельберг: массивные столы, скамьи, витражи, разрисованные гербами. Шумная публика, состоящая из студентов и женщин.
На антресолях - низкая комната, в которой раз в неделю собирается редакция "Сеятеля".
Крестэй, Арбару, Брэй-Зежер сидят за столом у открытого широкого и полукруглого окна, начинающегося прямо от пола и выходящего на шумный бульвар.
Входит Баруа с тяжелым портфелем под мышкой.
Рукопожатия.
Баруа садится и достает из портфеля бумаги.
Баруа. Порталь не пришел?
Зежер. Не видно.
Баруа. А Вольдсмут?
Арбару. Вот уж несколько дней, как я не встречал его в Национальной библиотеке.
Баруа. Он прислал мне весьма любопытную статью, страниц на десять, посвященную "Законам об образовании". (Протягивает сверток Крестэю.) Вот ваши корректурные листы. Слишком убористый шрифт, но у нас на этот раз столько материала... (Арбару.) Держи.
Арбару. Спасибо. Когда они тебе понадобятся?
Баруа. Ролль просил вернуть их к концу недели. (Брэй-Зежеру.) А вот твои. Я хочу сказать тебе несколько слов по этому поводу. (Остальным.) Вы разрешите?
Поднимается и отводит Зежера в глубину комнаты.
(Понижая голос; душевно.) Это насчет твоего очерка о "Детерминизме в природе"... Он превосходен, мне думается, ты никогда еще не писал ничего более законченного и ясного. Возможно, я допустил нескромность: я прочел несколько страниц Люсу, вчера вечером, - корректура была со мной. Он нашел, что это очень ярко написано.
Зежер (довольным гоном). Ты прочел ему место, где говорится о Пастере?19
Баруа. Нет. Об этом-то я и хочу поговорить с тобой, пока ты еще не вносил исправлений...
Зежер хмурит брови.
(С некоторым замешательством.) Откровенно говоря, эта страница звучит, по-моему, слишком резко...