– Ваша светлость, что касается фароли, можете на меня совершенно положиться. – Это – блюдо, достойное богов и его светлости, – сказал хозяин, почтительно кланяясь Табуро, великолепная одежда которого внушала ему большое уважение.
– Подавайте же возможно скорей, хозяин: я умираю с голоду. Пока что, я прогуляюсь по городу, чтобы убить время, – присовокупил Клод, выходя из гостиницы. – Будем надеяться, что, по крайней мере, на этот раз не явится бедный солдат, чтобы сожрать мой ужин.
Фома Рэн сейчас же поднялся к Психее.
– Я хотела бы получить проводника к Зеленогорскому Мосту и сейчас же отправиться, – сказала Туанон.
– Отправиться к Зеленогорскому Мосту, сударыня? Вы, значит, не знаете, что западные еретики...
– Я знаю все, что рассказывают, но мне это безразлично. Я сейчас же хочу отправиться к Зеленогорскому Мосту; и мне необходим проводник. Есть у вас такой?
Рэн повертел шапку в руках, почесал за ухом и наконец проговорил:
– Сударыня, наши до того боятся этих изуверов с тех пор, как они вооружились и соединились, что ни за какие деньги не найти человека, который пожелал бы сделать хоть шаг за черту города.
– Но ямщик, с которым я сюда приехала... Не может ли он отвезти меня туда?
– Ямщик? Покинуть город? Да уж и ночь наступает. Эх, сударыня, по всему видно, что вы иностранка. Можете их осыпать золотом, а они не двинутся с места, ямщики! А еретики! Вы, значит, не знаете, что один вид коляски их притягивает, как мед мух.
– Какая трусость! – воскликнула Туанон, злобно топнув ногой.
– Если бы вы, сударыня, захотели потерпеть до послезавтра. Из Нима должен прибыть сюда караван мулов, который отправляется в Руэрг: Зеленогорский Мост ему почти по пути. Если, несмотря на толки, он решится отправиться на запад, тогда вы сможете следовать за ним.
– Но если я опоздаю на один час, на одну минуту, это может иметь для меня роковые последствия... Повторяю, я дам двадцать, тридцать золотых, если это необходимо, но найдите мне проводника. Ради всего святого, проводника!
Пораздумав немного, хозяин хлопнул себя по лбу и вскрикнул:
– Пожалуй, сударыня, вас согласится сопровождать бедная молодая женщина, в черном. Она тоже говорит, что ей необходимо, по возможности, скорее быть на западе.
– Кто эта женщина?
– Бедная девушка, в трауре, странствующая пешком. Она пришла сюда с час, пожалуй, тому назад. Сейчас она отдыхает, но к закату солнца решилась отправиться дальше, не испугавшись всего того, что ей успели тут порассказать. Святой Фома, заступник мой! Она, видимо, не страшится ни Бога, ни черта, ни фанатика, ни пророка! Вот так девушка, Господи Иисусе! Ей больше пристал бы стальной панцирь, чем косынка.
– И куда она отправляется?
– Сент-Андеоль-де-Клергемор. Это в двух верстах от Зеленогорского Моста. Вот видите, сударыня, если она только согласится сопровождать вас туда, ее это не должно стеснить.
– Так где же эта молодая девушка? Могу я ее видеть? Пошлите ее ко мне! – быстро проговорила Туанон. – Я ей заплачу, сколько она сама захочет, лишь бы она согласилась быть моим проводником.
Рэн покачал головой.
– Сударыня, мне кажется, в этой молодой девушке не менее гордости, чем у любой графини. Я заметил, что она странствует пешком, и потому предположил, что она бедная. Когда она хотела заплатить за кусок хлеба, за стакан воды и печеные дикие яблоки, которыми она немножко закусила, я сказал ей: «Оставьте при себе ваши деньги, дочь моя. Недаром вывеска Фомы Рена носит название Сельского Креста. Помолитесь за меня; и я вполне буду вознагражден за мою милостыню». Но Боже милосердный! При словах «молитва и милостыня» молодая девушка бросила на меня, вместе с серебряной монетой, такой гневный взгляд, что в будущем я стану требовать от своих гостей скорей двойной платы, вместо того чтобы предлагать даром хоть стакан воды.
– Ведите меня к этой молодой девушке! – сказала Туанон, вставая и поправляя свою прическу. – Она горда: тем лучше. Может быть, она поймет меня.
– Она в маленькой комнате, рядом с давильней, – ответил Рэн. – Если, сударыня, позволите, я провожу вас; дорога темна.
Туанон пошла за хозяином.
Пройдя двор, она очутилась в довольно длинном коридоре.
Не желая, надо полагать, столкнуться с молодой девушкой, которую он, против своего желания, оскорбил, Фома остановился и тихо сказал Психее, указав на полуоткрытую дверь:
– Вот, сударыня, ее комната.
И он исчез.
СЕВЕНКА
Туанон, слишком занятая своим решением, чтобы оробеть, тихо толкнула дверь и вошла. Молодая девушка спала, без сомнения, усталая с дороги. Несмотря на бедность своей одежды, она была до того хороша, ее красота дышала таким величием и силой, что Туанон на мгновение точно застыла в восхищении. Маленькая темная комната освещалась высоким слуховым оконцем, сквозь которое скудно проникал резкий свет, падавший на койку, где спала девушка, одетая в длинное платье из грубой, темной шерстяной материи. Мантилья с капюшоном из той же материи, называемая на нижне-лангедокском наречии гольтой, лежала тут же на кресле, вместе с ее железной палкой, кожаной сумкой и запыленными башмаками.
Благородный профиль молодой девушки ярко обрисовывался в полумраке занавешенного углубления, где стояла койка. Он напоминал одно из жгучих и темных лиц картин Мурильо или Зурбарана.
У нее был широкий лоб, прямой и несколько длинный нос, приподнятые полные губы, выдающийся подбородок и разрез глаз, почти такой же прямой, как обрисовывавшие их брови цвета вороного крыла. Ее черные, с синеватым отливом, блестящие волосы слегка растрепались от воды, которой молодая девушка, без сомнения, обмыла свое лицо; они падали природными кудрями вокруг шеи античной красоты.
Свежий пушок юности придавал бархатистость ее коже, позолоченной загаром от южного солнца. Несмотря на покрывавшую бледность, от нее веяло силой и здоровьем. Она была высокого роста; широкие плечи и сильные бедра еще лучше обрисовывали ее тонкий и стройный стан. Из-под закинутых во время сна рукавов платья виднелись обнаженные, полные, нервные руки: одна из них спустилась почти до полу, другая поддерживала голову. Ее руки и прекрасные ноги, хотя немного загоревшие, изяществом своим свидетельствовали, что обыкновенно им не приходилось переносить продолжительную усталость и тяжелую работу.
В молчании и с любопытством, смешанным с чувством страха, рассматривала Туанон эту дикую красоту. Но молодая девушка вдруг сделала движение и всем лицом повернулась к Туанон: Психея увидела на нем в этом положении мрачное, злое, почти угрожающее выражение. Девушка бредила. На ее губах бродила горькая, болезненная усмешка. Она сдвинула свои черные брови и раза два-три потрясла головой по подушке. Потом, все еще в бреду, она произнесла бессвязно, тихим, прерывающимся голосом: «Жан, нет, я не виновна!.. Кавалье, клянусь тебе... мой отец умер... Маркиз де Флорак негодяй... У, негодяй, негодяй!»
Девушка проговорила эти последние слова с такой силой, в таком возбуждении, что, когда у нее сорвалось в третий раз слово «негодяй», она внезапно проснулась.
Туанон никогда в жизни не встречала этой девушки. Но, услышав слова: «Маркиз де Флорак – негодяй!», она вдруг убедилась по какому-то наитию свыше, по настоящему чуду любви, что между этой женщиной и Танкредом существовала какая-то роковая тайна.
Со жгучим страхом отнеслась Туанон к рассказу Ляроза. Все мелочи этого повествования отпечатались в ее мозгу, в особенности же имя Кавалье, одного из предводителей мятежников, как наиболее опасного врага де Флорака. И вот эта молодая девушка, во время сна, тоже произнесла слова: «Кавалье, клянусь тебе». Какая же таинственная связь существует между этими тремя лицами? Психея еще не выяснила себе этой тайны. Но по тому, как болезненно сжалось ее сердце, по силе ненависти, своей ревности, по мучительному любопытству, по своему бессознательному страху она тут же почувствовала, что Изабелла (это была она) должна быть самым смертельным врагом Танкреда. В виду этих опасений, Туанон решилась употребить все силы, чтобы заставить Изабеллу служить ей проводником: она надеялась во время пути выпытать у нее все и таким образом отвратить от Танкреда угрожавшую ему опасность. Изабелла, проснувшись и увидев стоявшую у ее постели постороннюю женщину, быстро поднялась со своего ложа. Стоя, она показалась Туанон еще выше ростом.