У меня есть друг! Вдали от меня, вблизи от меня - он всегда во мне. Он - мой, и я принадлежу ему. Мой друг любит меня. Мой друг владеет мной. Нашими душами владеет любовь, ибо они - одно.
Когда на другой день после вечера у Руссенов Кристоф проснулся, его первая мысль была об Оливье. И им тут же овладело неудержимое желание увидеть нового знакомого. Кристоф оделся и вышел. Еще не было восьми. Утро стояло теплое, даже парило: над Парижем стлалась грозовая мгла.
Оливье жил близ холма Сент-Женевьев, на тесной улочке неподалеку от Ботанического сада. Там, где стоял его дом, улочка была всего уже. В глубине полутемного двора виднелась лестница, и оттуда несло всякими зловониями. Лестница круто поворачивала с этажа на этаж, ступеньки кренились к стене, исчерченной карандашными надписями. На третьем этаже какая-то женщина - седая, нечесаная, в распахнутой ночной кофте, - должно быть, заслышав шаги, приоткрыла дверь, но когда увидела Кристофа, тут же шумно захлопнула ее. На каждую площадку выходило по нескольку квартир. Сквозь щели рассохшихся дверей доносился ребячий визг и рев. В этих битком набитых низеньких квартирках, выходивших на вонючий двор, подобный колодцу, так и кишело человеческими существами, грязными, убогими. Кристоф, охваченный отвращением, спрашивал себя, какие же соблазны могли завлечь сюда, в городские трущобы, все эти создания, - так далеко от полей, где хоть воздуха на всех хватает, - и какие выгоды мог сулить им этот Париж, где они обречены жить, как в могиле?
Он наконец добрался до того этажа, на котором находилась квартира Оливье. К звонку была привязана простая бечевка с узелком. Кристоф дернул ее так энергично, что на лестнице снова открылось несколько дверей, Оливье отпер. Кристоф был поражен простым, изысканным изяществом его одежды, и эта изысканность, которой он в другом случае даже не заметил бы, сейчас приятно удивила его: все вокруг было так загажено, а юноша самым своим обликом вносил сюда что-то свежее и здоровое. Увидев перед собой ясные и чистые глаза Оливье, Кристоф испытал то же чувство, что и накануне, и протянул ему руку. Оливье испуганно пролепетал:
- Вы, вы здесь!..
Кристоф, поглощенный желанием постичь душу этого милого юноши, открывшуюся в миг охватившего ее смущения, только улыбнулся и ничего не ответил. Подталкивая Оливье, он вошел в его единственную комнату, служившую юноше и спальней и кабинетом. Подле окна у стены стояла узенькая железная кровать; Кристоф заметил груду подушек в изголовье. Три стула, выкрашенный черной краской стол, пианино, полки с книгами - вот и вся обстановка. Комната была тесная, темная, низкая; однако на всем словно лежал отблеск светлых глаз ее обитателя. Все было чисто, аккуратно прибрано, как будто всего касалась рука женщины, а несколько роз в графине вносили легкое дыхание весны в эти стены, увешанные репродукциями с картин старых флорентийских мастеров.
- Вы все-таки пришли, пришли ко мне? - взволнованно повторял Оливье.
- Ну, а как же иначе? - сказал Кристоф. - Ведь вы-то сами не пришли бы?
- Вы думаете? - отозвался Оливье и тут же добавил: - Да, вы правы. Но не потому, что я не желал бы этого.
- Что же вас удерживало?
- Уж очень мне хотелось прийти.
- Вот так причина!
- Ну да, только не смейтесь надо мной. Я опасался, что вам не так уж хочется меня видеть.
- А вот я не опасался! Захотелось вас увидеть, взял и пришел. Если вам это неприятно, я тут же замечу.
- Нельзя заметить то, чего нет.
Они, улыбаясь, посмотрели друг на друга.
Оливье продолжал:
- Я вел себя вчера очень глупо. Боялся, что не понравлюсь вам. Эта застенчивость у меня прямо болезнь какая-то: иногда слова из себя не выжмешь.
- Не жалуйтесь. В вашей стране говорунов достаточно; и такое удовольствие встретить кого-нибудь, кто иной раз и помолчит, хотя бы из робости, даже против собственного желания!
И Кристоф расхохотался, довольный своей шуткой.
- Значит, вы посетили меня потому, что я молчу?
- Да, потому, что вы молчите, а главное - как вы молчите. Ведь молчать можно по-разному. Ваше молчание мне нравится, вот и все.
- Откуда у вас могла возникнуть симпатия ко мне? Вы же меня почти не знаете!
- Уж это мое дело. Я скор на выбор. Если предо мной мелькнет лицо человека, который мне по душе, я, не долго думая, бросаюсь за ним, чтобы его не упустить.
- И вы никогда не ошибаетесь?
- Частенько ошибаюсь.
- Может быть, вы и на сей раз ошиблись?
- Там посмотрим.
- О! Тогда я пропал! Я холодею от одной мысли, что вы за мной наблюдаете; я совсем теряюсь.
Кристоф смотрел с ласковым любопытством на это выразительное лицо, которое то бледнело, то вспыхивало. Чувства отражались на нем, как проплывающие облака в воде.
"Какой нервный мальчик! - подумал он. - Точно женщина".
Кристоф слегка коснулся его колена.
- Бросьте, - сказал Кристоф, - неужели вы думаете, что я пришел сюда с камнем за пазухой? Терпеть не могу, когда люди пускаются в психологические исследования, объектом которых являются их друзья. Единственное, чего я хочу для нас обоих, - это иметь право быть свободными и искренними, отдаваться своим чувствам без ложного стыда, не боясь, что узы дружбы превратятся для тебя в вечные цепи, не боясь впасть в противоречие с самим собой, - я хочу иметь право любить сейчас и уже через мгновение - не любить. Разве так не мужественнее, не честнее?
Оливье задумчиво посмотрел на него и ответил:
- Без сомнения. В этом есть мужество, и оно вам по плечу. Но я - я ведь не такой.
- А я уверен, что и вы сильный, - отозвался Кристоф, - только по-другому. Впрочем, я затем и пришел, чтобы помочь вам быть сильным, если вы пожелаете. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, и потому добавлю - и вы мне поверьте: я уже люблю вас, ничего не предрешая.