Дхама же пренебрег маскировкой. Вооруженный монах держался чуть позади друга и его возлюбленной, внимательно поглядывая по сторонам. Он никак не мог избавиться от
ощущения опасности, нависшей над ними с того самого дня, как они покинули дворец раджи Кирата в Хайдарабаде.
На улицах Танджавура бояться было нечего. Худшее, что могло случиться, — это получить пару тумаков из–за всеобщей толкотни. Вскоре они уже были в центре города, запруженном тысячами людей. Из этого своеобразного котла, пронизанного воротами–отверстиями, отправлялись процессии, организованные представителями разных каст. Повернув на улицу Красильщиков, они увидели синего Ганешу, возвышающегося над людским морем. Под балдахином из желтой и оранжевой ткани, украшенным засушенными цветами, он пробирался сквозь толпу своих обожателей. На одной из узких поперечных улиц появился другой Ганеша. Колеса его повозки задевали за стены. Дома тряслись, штукатурка осыпалась, мыши и крысы в страхе разбегались. Пара десятков верующих тянула повозку, намотав веревки на руки и плечи. Кровь их смешивалась с потом и пылью, на коже оставались красные полосы — свидетельства глубины их веры.
Хирал и Мишель подошли ближе к музыкантам, игравшим на флейтах, надасварамах1 и барабанах. Здесь же были танцовщики и танцовщицы с дугами из павлиньих перьев на плечах и глиняными горшками с камфорой на головах. Верующие разбивали у ног Ганеши кокосовые орехи. Души Хирал и Мишеля слились с душами всех этих людей и божественной энергией, их наполнявшей. Благодать Ганеши снизошла на них.
Все происходящее имело глубокий смысл. Колеса скрипели, везущие повозку стонали, музыканты, танцоры и верующие пребывали на грани экстаза. С хлопком раскалывались орехи: оболочка символизировала иллюзорность мира, мякоть — карму, а молоко — человеческое эго. Разбивая орехи, люди как бы преподносили себя Ганеше.
Индийский духовой инструмент.
Хирал и Мишель держались за руки. Их пальцы переплелись. Они обратили свои сердца к богу, прося, чтобы исчезли все препятствия, мешающие их любви.
Множество Ганеш попадалось им на пути. Некоторые даже прибыли из соседних селений. Процессии соединились, образовав светлый поток, который потек к храму Шивы. Более пятидесяти Ганеш, утопавших в гроздьях бананов, кучах кокосовых орехов и листьях бетеля, увлекали за собой двести тысяч душ.
Двое крестьян на лету подхватывали фрукты, которые разбрасывали почитатели Ганеши. Они ели их без радости, не так, как голодные люди. Они не были изголодавшимися, как большинство мужчин и женщин, живущих плодами своих трудов на земле. Внимательный наблюдатель удивился бы, заметив безжалостный блеск в их глазах, отточенные движения и отсутствие радости, присущей всем на этом празднике, любимом представителями низших каст и бедняками.
Эти двое вскоре встретились с другими крестьянами, у которых были столь же непонятные повадки, и обменялись с ними заговорщицкими взглядами. Потом на их пути один за другим попалось трое торговцев, совершенно не похожих на своих собратьев по ремеслу. Все эти странные, подозрительные, прячущиеся в толпе персонажи представляли собой части движущейся паутины, центром которой была пара влюбленных.
Трое торговцев в конце концов встретились. Самый худой, темнокожий дравид, чьи глаза неотрывно следили за французом, сдерживая ярость, тихо сказал своим спутникам:
— Рано или поздно они отделятся от процессии.
— От нас не уйдут, — откликнулся один из псевдоторговцев.
Все трое не сомневались в этом. Однако время укоротить жизни преследуемым еще не пришло. Только не в толпе. Не так близко к Ганеше. Это было бы равносильно самоубийству.
Дравид усмирил демона, призывавшего его поскорее утолить жажду мести. Он ощутил головокружение. Вскоре у него не останется сил противостоять этому демону.
День выдался утомительным, но счастье стирает любую усталость. В этот день все поверяли Ганеше свои надежды и желания, А тот своей секирой косил сомнения и печали, а веревкой улавливал людские ошибки.
Препятствий'болыпе не было.
— Если ты согласишься, — сказала Хирал, — через два дня мы поженимся.
Она крепче сжала руку возлюбленного, ожидая его ответа.
— Мы поженимся прямо сейчас, если ты хочешь. Сию же минуту! — откликнулся Мишель с характерной для него запальчивостью.
— Нет, подождем начала нового лунного цикла.
— Ты позовешь наших друзей?
— Нет. Не будет ни приготовлений, ни праздника. Мы соединим наши сердца в простоте и чистоте.
Мишель был на вершине счастья. Ему хотелось поднять любимую и закружить ее, хотелось расцеловать, но в Индии было запрещено на людях обмениваться знаками нежных чувств, а вокруг все еще было много народу.
— Индия и ее боги будут свидетелями нашей любви, — сказал Мишель.
Он подумал, что было бы замечательно посетить вместе с Хирал семь священных городов страны, побывать в знаменитых храмах, показать ей горы и реки, рядом с которыми жили боги. Вместе они будут любоваться красотами мира…
Не сговариваясь, они стали удаляться от храма Шивы, решив коротким путем вернуться во дворец, расположенный на берегу канала. Оба были охвачены желанием.
Приближалась ночь, медленно проглатывая кровь солнца, разбрызганную по вершинам холмов и тысячам крыш. Она
обещала удовлетворение желаний, сладкие сны и волшебные грезы. Такой ее видели Хирал и Мишель.
Ночь, которой так боялся Дхама, пришла слишком быстро. Он двигался, как тень, в двадцати метрах позади влюбленных. До дворца было еще далеко. Монах ходил за друзьями целый день, злясь из–за их беспечности. Они вели себя, как подростки, и были слепы ко всему, что скрывалось в тени. Дхама коснулся рукоятки своего оружия. Он чувствовал опасность, но пока не знал, откуда она исходит. Теперь он ждал, пребывая в уверенности, что нечто ужасное произойдет очень скоро.
Переулок, в который свернули Хирал и Мишель, был безлюдным и неосвещенным. Плитки на мостовой истерлись и местами поломались, поэтому идти по ним было неудобно. Но влюбленные не обращали на это внимания. Источник угрозы, между тем, приближался.
Дхама замер. Его инстинкт горца, умение одновременно быть повсюду, его природа хищника предупредили о неминуемой смертельной опасности. Все его первобытные и сверхприродные чувства обострились. Он не стал дожидаться нападения, он предвосхитил его. Противников было много.
Клинки, которые Дхама высвободил из ножен, сверкнули в сумеречном свете. Со свистом обрушились они на двоих мужчин, которые тут же повалились на землю.
— Мишель! Опасность! — крикнул он.
Мишель услышал торопливые шаги раньше, чем Дхама успел крикнуть, и вынул свой кинжал. Перед ним появились две тени, третья приближалась справа. Он прикрыл Хирал собой. Блистательная не выказывала страха. Чего ей бояться? С ней Мишель и Дхама, они сумеют ее защитить.
И боги любят ее,..
— Шива! Приди ко мне! — воскликнула она. — Рудра, повелитель боли! Явись!
Это воззвание к божественным силам возымело свое действие. Нападавшие застыли, охваченные сомнением. Эта женщина, бесспорно, обладала магической властью. Они знали, что она — храмовая танцовщица, уважаемая брахманами и прихожанами.
Суеверность ускорила их конец. Взмахнув рукой, Мишель перерезал горло тому, кто стоял справа, потом, на лету подхватив его саблю, сразил ею двух других. Недалеко от них Дхама лишил жизни шестого нападавшего и побежал на помощь Мишелю и Хирал.
Схватка получилась короткой. Француз и монах, за многие годы привыкшие сражаться в паре, быстро управились с врагами.
Они посмотрели на лежащие на земле трупы.
— Кто они? — чуть помедлив, спросила Хирал.
— Посланцы Кирата, — ответил Дхама, вглядываясь в темноту переулка.
Опасность, которую он чувствовал, не замедлила материализоваться.
— Вы умрете!
Мишель стремительно обернулся. Он узнал этот голос. Воин в кожаных одеждах выступил из темноты.