Хирал и Мишель вернулись во дворец после традиционной праздничной трапезы, которую разделили с несколькими ближайшими друзьями, и уединились в комнате, украшенной цветами.
Дхама смотрел, как они уходят рука об руку, и думал: «До чего все–таки странные у индусов традиции!» На этот раз Хирал и Мишель будут спать не на кровати, а на циновках — они решили соблюсти все древнейшие свадебные обычаи. В течение трех ночей они будут лежать рядышком, не прикасаясь друг к другу.
Дхама развернул свою циновку в коридоре, ведущем к спальне друзей, вынул из ножен сабли и положил их на пол на расстоянии вытянутой руки. Потом лег и стал слушать ночь.
Он будет охранять их любовь…
Глава 31
Первое воплощение богини — Дурга Неприступная — вместе с оскалившим пасть хищником охраняли это мрачное место. Ее изваяние было установлено у входа в Черный храм, расположенный на расстоянии дневного конного перехода от Калькутты.
Саджилис смиренно склонилась перед статуей. Жрецы секты ждали, пока она закончит говорить с Дургой, после чего пригласили ее в святилище.
Массивная дверь служила входом в огромное брюхо храма. В темноте, на высоте, которую Саджилис не могла определить, тускло тлел огонек. Жрецы повели ее к этому источнику света. Оказалось, что это — масляная лампа, подвешенная на металлической цепи. Мало–помалу глаза принцессы привыкли к темноте, и она увидела второе воплощение Дурги — Чамунду.
У нее было несколько пар рук, одета она была в шкуру, на шее болтались бусы из человеческих черепов. Саджилис знала, что богиня обрела такой облик, убив двух демонов — Чанду и Мунду. Мужчины и женщины стояли у подножия статуи, читая молитвы на непонятном для нее языке.
Принцесса Хайдарабада ожидала, что ее возведут в сан здесь, перед лицом богини, но провожатые попросили ее пройти вглубь храма. Она повиновалась и оказалась перед третьим воплощением Дурги, самым страшным.
Это была Кали, или, скорее, Бхадракали — многорукая богиня, танцевавшая на безжизненном теле, высунув язык и потрясая оружием.
Саджилис поняла, что они прибыли в нужное место — жрецы впали в гипнотический транс, они что–то бормотали, ударяя себя рукой в грудь. Она проделала путь от Хайдарабада до Калькутты, а потом — до храма Калигхат, где наследники тхагов признали ее своей властительницей и вот теперь привели в тайное святилище, высеченное в обрывистом утесе в сердце болот Бихара.
Тхаги собирались здесь с тех пор, как англичане объявили им настоящую войну. Секта теперь насчитывала всего несколько сотен членов. Прислужники англичан преследовали их неустанно.
В течение десяти лет тхаги оказывали англичанам сопротивление. Они совершили во имя Кали бесчисленное множество ритуальных убийств. Сегодня о них говорили, как о героях легенд, и сердце замирало от страха у любого индийца при мысли, что их традиции могут возродиться.
Саджилис не понимала их языка. Они тоже ее не понимали. Члены секты разговаривали на секретном диалекте, называемом «рамаси». Но не случай свел ее с ними. Таника, Веревка, женщина, поступившая во дворец на службу, когда Саджилис была еще младенцем, ее помощница и доверенное лицо, поклонялась Кали. Ее отца и брата, преданных адептов секты тхагов, англичане повесили в Калькутте.
Таника, мечтая о мести, посвятила всю себя созданию непобедимого оружия — принцессы Саджилис. Та оправдала надежды: стоило шестерым тхагам увидеть Саджилис в одном из небольших заброшенных храмов Хайдарабада, куда ее привела Таника, как они признали в ней обладательницу божественного характера Кали.
Теперь, подобно ассасинам «Старика с гор», они готовы были пожертвовать ради нее жизнью. Они ожидали приказа своего предводителя. Этот харизматичный сорокалетний мужчина со злыми глазами, сияющими в глубоких, словно драгоценные камни, глазницах, собственноручно убил более ста человек. Взяв стилет, он рассек себе левую ладонь, смазал кровью алтарь Черной, а потом — лоб и щеки принцессы.
— Приказывай, и мы сделаем, как ты хочешь, — сказал он.
Саджилис начала свою речь с обращения к великой богине Кали.
Когда же она закончила, он поклялся именем богини, что убьет ее обидчика.
Не прошло и пяти минут, как двадцать тхагов по десяти разным дорогам, ведущим на юг, отправились на поиски француза.
Счастливые дни текли под ясными небесами; им на смену приходили мирные ночи, украшенные благосклонными звездами. Ничто не мешало их любви, рождавшейся вновь с каждым рассветом и разгорающейся с приходом сумерек. Хирал рассказывала легенды о богах Индии, описывала Мишелю тайные обряды, о существовании которых узнала благодаря тесному общению с брахманами и гуру. Она открывала ему истинную сущность Шивы и Вишну, вела по тропинкам славной истории через труднопроходимые джунгли индуизма…
Мишель полагал, что хорошо знает Индию. Теперь же он понял, что изучал ее как любитель. Со своей стороны, он учил Хирал ездить на лошади, читать географические карты, писать по–французски.
Они оба старались творить добро: помогали беднякам и больным, оделяли пищей нуждающихся, давали необходимые инструменты тем крестьянам, кто хотел рыть каналы. Политика была одной из самых обсуждаемых тем. Их мнения сходились в главном: пора положить конец господству Англии на континенте и вообще остановить процесс колонизации, отрывавшей людей от их корней и культуры.
В день праздника Пангал, когда жрецы водили за собой коров, которых верующие кормили сладким рисом, к ним прибыл гонец с севера.
На нем не было оранжевого тюрбана, однако Хирал и Мишель были уверены, что перед ними сикх. Черная борода закрывала грудь гонца. Четыре из пяти сикхских «К» были видны невооруженным глазом: kachla — просторные штаны, ката — стальной браслет, символизирующий строгость и умеренность, kirpan — изогнутый кинжал и kesha — нетронутые борода и волосы.
— Приветствую тебя, сахиб Мишель, — сказал сикх. На лице его ясно читалась усталость. — Меня зовут Дуна Сингх, я прибыл из Лахора. Я привез тебе два письма, — сообщил он, передавая ему два запечатанных воском послания.
— Дуна Сингх… — задумчиво повторил Мишель. — Но ведь мы же знакомы! Ты командуешь полком кавалерии у Лай Сингха!
— Да, мы встречались два года назад, незадолго до того, как убили нашего царя, Карага Сингха. Ты привез нам тысячу ружей и большое количество боеприпасов.
Мишель вскрыл первое письмо, взломав печать с изображением тигра и двух сабель. И тотчас же лоб его прорезала морщинка тревоги. Письмо было написано рукой первого министра Пенджаба от имени самой рани Джундан. Рани неспроста называли «Пенджабская Мессалина». Ее жестокость повергала людей в ужас. Письмо содержало просьбу как можно скорее явиться в Лахор. Министр обещал ему сто тысяч рупий, титулы и земли в обмен на службу в сикхской армии.
Второе письмо было от друга Мишеля, Жана Аллара, бывшего офицера наполеоновской армии, знавшего его отца. Жан Аллар, ныне обучающий сикхских воинов, умолял его приехать, чтобы раз и навсегда прогнать англичан и отомстить за всех соотечественников, погибших при Ватерлоо.
Мишель задумался. Среди героев, павших в том сражении, был и его отец.
— Плохие новости? — спросила Хирал.
— Я бы так не сказал… Эти письма ничего не изменят. Как и было нами решено, мы поедем в мою крепость в Салеме, там Кират до нас не доберется.
Мишель принял это решение давным–давно. Он надеялся, что со временем найдется способ помириться с раджой Хайдарабада. К тому же раджа не станет нападать на крепость, расположенную так далеко, — у него просто не будет такой возможности.
— О чем говорится в этих письмах? — проявила настойчивость Хирал.
Он пересказал ей содержание посланий. Она не колебалась ни секунды:
— Мы поедем не в Салем, а в Лахор.
Дхама, который до этого момента молча наблюдал и слушал, решил вмешаться:
— Это сумасшествие! Все равно что прямиком отправиться во дворец к Кирату!