Среди его друзей уже знакомый нам по Сент-Барб Бодрийяр, будущий епископ. Жан часто помогал ему в греческом, чем, наверное, способствовал блестящей духовной карьере своего сверстника. Годом позже Жана в Эколь Нормаль поступил Эмиль Дюркгейм, будущее светило французской буржуазной социологии. Они подружились, и общение с Дюркгеймом оказалось одним из поводов для появления у Жана интереса к социальным проблемам.
Дружеские отношения связывали его и с другими студентами. Собственно, все хорошо относились к Жану; врагов у него пока не было. Однако нашелся соперник. Им оказался единственный из студентов, который мог соперничать с Жаном способностями и знаниями, и всего один из 25 студентов, занимавшихся гуманитарными науками. Это был Анри Бергсон, впоследствии знаменитый философ, чья эклектичная, но искусная философская казуистика стала ярчайшим выражением французской буржуазной мысли XX века.
Этот молодой еврей, сын композитора из Польши и интеллигентной англичанки, был, что называется, хорошо воспитан, держался надменно и отчужденно. Его выдающиеся способности никто не ставил под сомнение. Еще до поступления в Эколь Нормаль он напечатал в солидном научном журнале решение сложной математической задачи.
Однажды профессору истории Дюжардену пришла в голову мысль свести двух соперников в своеобразном поединке. Он предложил им воспроизвести процесс по делу римского губернатора одной из галльских провинций, обвиненного во взяточничестве. По преданию, его защищал Цицерон и добился оправдания. Роль защитника поручили Бергсону, а обвинителя — Жоресу. Вокруг диспута закипели страсти. Студенты раскололись на две фракции: бергсонистов и жоресистов. В конце концов большинство склонилось к мнению, что пылкое, искреннее красноречие Жореса сокрушило холодную логику Бергсона.
Чудесная сила слова, поразительная память приносили Жану заслуженные триумфы. Как-то в течение трех часов он анализировал «Критику чистого разума» Канта, вызвав восторг профессора и аудитории. Особых успехов он достиг в греческой литературе. Жан не только свободно читал по-гречески, но и мог импровизировать греческие поэмы так, как будто он лишь повторял наизусть выученное ранее.
Отличное знание греческого помогало поддерживать его скудный бюджет. Он подрабатывал на карманные расходы, давая уроки своим менее способным, но зато более богатым товарищам.
Жизнь в море книг, спокойная и размеренная, совершенно удовлетворяла Жана. Ему нравилось неделями не выходить из школы, передвигаясь в домашних туфлях от дортуара до библиотеки, главного предмета вожделений Жана. Лучшим местом для созерцательного размышления считалась крыша, где у водосточных труб Жан проводил свои самые философские часы.
Жоресу нравилась система обучения, принятая тогда в Эколь Нормаль. Студентам предоставлялась большая самостоятельность. Месяцами им не давали никаких заданий. Они могли проявлять свою любознательность. Профессор должен был лишь возбудить интерес, вызвать увлечение наукой. Если профессора талантливы, а ученики способны — это самая эффективная методика.
Конечно, образование, даваемое в Эколь Нормаль, как не без основания говорили ее критики, было всего лишь замаскированным продолжением коллежа. Здесь царили тот же культ античности и пренебрежение реальными проблемами жизни. Но для Жореса это было по меньшей мере безвредно. Такое образование опасно для интеллектуально робких, несамостоятельных натур. Неутомимая жажда знания влекла Жана за пределы официальных программ. Его поразительное трудолюбие породило привычку к систематическому чтению, которое стало основой приобретаемого им образования. Отвергая метод академической кормежки маленькими порциями, он проглатывал несчетное количество книг. Особенно много значили тогда для его образования французские философы XVIII века. У него оказался верный инстинкт и умение находить добротную духовную пищу.
Жан долго и серьезно думал над выбором своей научной специализации. Сначала его привлекала филология. Отличное знание античной литературы, особенно греческой трагедии, интерес к французским классикам, любовь к Виктору Гюго, казалось, должны были предопределить выбор. И хотя увлечение литературой отвечало глубоко поэтической натуре Жана, что чувствуется на протяжении всей его жизни, он не избрал филологию главным предметом своих занятий.