Вдруг внезапный резкий толчок, испуганные крики, остановка. Поезд, подходя к вокзалу в Дижоне, сошел с рельсов. Только этого не хватало! Но что можно ожидать от железных дорог, когда они уже загружены военными перевозками? Выяснилось, что в Париж можно уехать только завтра. Но это не помешает Жоресу действовать. Он уже принял решение: побудить французское правительство сделать все для сохранения мира и, главное, заставить действовать Интернационал.
Жорес немедленно посылает телеграмму с указанием собрать всех депутатов-социалистов утром 28 июля в Бурбонском дворце для экстренного заседания. Но надо еще, чтобы в завтрашнем номере появилась статья. Он отправляется в редакцию местной газеты «Прогре де Дижон», Журналисты радушно встречают Жореса и немедленно удовлетворяют его просьбу; устраивают ему телефонную связь с «Юманите». Жорес, не имея перед собой и клочка бумаги, диктует статью в номер.
28-го утром в Париже стало известно, что австро-венгерские войска перешли границу Сербии и начали военные действия. Германия не пожелала сдержать своего союзника. В Берлине толпы националистов у статуи Бисмарка вопили: «На Париж!»
Жорес собирает депутатов-социалистов и разъясняет им положение. Если Россия выступит на стороне Сербии, своего славянского союзника, а Германия поддержит Австрию, то Франция на основании секретных статей франко-русского договора должна воевать на стороне России. Необходимо локализовать войну на Балканах, нельзя допустить ее перерастания в войну общеевропейскую. Надо добиться от французского правительства, чтобы оно дало понять России, что не будет поддерживать воинственный курс. Парламентская группа социалистов принимает резолюцию с протестом против секретных статей франко-русского союзного договора. Поскольку президент Пуанкаре и премьер Вивиани еще не вернулись из России, Жорес требует от исполняющего обязанности, премьера Бьенвеню-Мартина созвать экстренное заседание палаты депутатов.
В пять часов вечера Жорес с чемоданом в руке отправляется на вокзал. Он едет на заседание бюро социалистического Интернационала в Брюссель. Вместе с ним Гэд, Вайян, Самба, Лонге. 29 июля в Народном доме в Брюсселе утром начинаются совещания социалистических деятелей Европы. А деда идут все хуже. Непрерывно поступают сообщения о военных приготовлениях. Австрийцы уже бомбили Белград.
Заседание социалистического бюро с самого начала носило какой-то смутный, неопределенный характер. Чувствовалось замешательство. Социалисты Австрии, страны которая уже воевала, меньше всего осуждали свое правительство. Их представители давали понять, что лучшее — просто переждать войну. Гаазе, представитель германской социал-демократии, хотя и сообщил о демонстрации в Берлине против войны, пытался прямо оправдывать свое правительство. Немцы и австрийцы не соглашались с идеей всеобщей антивоенной забастовки. Некоторые делегаты все же настаивали на том, чтобы бюро Интернационала выступило с призывом к такой забастовке. Но Жорес не поддержал их предложение. Забастовка, проведенная не во всех странах, теряла смысл. А для того чтобы организовать ее, надо решение конгресса, обязывающее, авторитетное. По предложению Жореса решено созвать новый конгресс Интернационала но в Вене 23 августа, как предполагалось раньше, а в Париже 9 августа.
После заседания, оставившего у Жорееа тяжелое чувство и еще больше усилившего головную боль, наскоро перекусив, он садится писать статью в «Юманите». А вечером ему предстояло выступать на митинге.
В королевском цирке Брюсселя собралось около шести тысяч человек. Выступали делегаты Бельгии, Германии, России, Англии, Италии. Все они выражали ненависть к войне, очень убедительно говорили о ее опасности, о стремлении рабочего класса помешать ей и выражали надежду, что, может быть, все еще образуется. Жореса встретили горячо, лучше, чем любого из ораторов. Он уже давно признан, и не только во Франции, самым красноречивым из всех вождей Интернационала. Несмотря на усталость, он произнес блестящую по форме речь. Но об: тоже ничего не предложил, кроме надежд на благоразумие правительств, которые в последний момент не могут не остановиться перед ужасной катастрофой.
— Аттила на краю бездны, но его конь еще спотыкается и колеблется! — восклицает Жорес. Кто же остановит этого коня? По мнению оратора, это французское правительство, его даже не требуется понуждать проводить политику мира, ибо оно уже проводит ее. Жорес выражает восхищение примирительной деятельностью английского кабинета. Это говорилось в то время, когда Вивиани давал твердые заверения царскому правительству, что Франция выполнит свои союзнические обязательства, и когда британский министр иностранных дел Эдуард Грей вел тонкую игру, рассчитанную на скорейшее вовлечение в войну всех европейских держав. Поистине и в этой последней речи Жорес остался верен себе, точнее — своим пацифистским иллюзиям. Впрочем, быть может, Жорес пытался оказать какое-то влияние на французских и английских правителей? Вероятно, субъективно он к этому и стремился. Увы, мир снова оказался не таким, каким хотелось его видеть Жоресу… Но если он видел не все до конца, то он видел очень многое, видел дальше, прозорливее других. Вот какими пророческими словами он закончил свою речь: