Магия слов Жореса, благородство его чувств, возвышенность мыслей великолепно выражали требования рабочих. Сначала он — рупор шахтеров Кармо, затем — выразитель интересов всего французского пролетариата, а после этого объединитель рабочего класса всей Европы перед страшным призраком войны. Но Жорес понял уже тогда, что пролетариат во Франции, как и в других странах, не составляет и не будет составлять большинства нации. Сейчас это верно в еще большей степени, ибо резко возросли количество и роль людей умственного труда. Жорес чувствовал это, с одинаковым успехом обращаясь не только к рабочим, но и к интеллигенции. Он вдохновлял ее идеей общечеловеческой миссии социализма. Он не хотел, чтобы социализм ограничился преобразованиями в экономике, социальных отношениях и в политике.
«Я не согласен с Марксом в том, — говорил Жорес, — что религиозные, политические и моральные концепции являются простым отражением экономических процессов».
Это было недоразумение, ибо Жорес отвергал не Маркса, а примитивно-догматическую версию марксизма Гэда и Лафарга, по поводу которой сам Маркс говорил, что в таком случае он не марксист… Для Маркса, так же как и для Жореса, основная миссия социализма состоит в создании новой цивилизации, неизмеримо более человечной, основанной на старых ценностях, унаследованных от разных прошлых эпох, и на новых, созданных освободительным движением пролетариата. Для Жореса была неприемлема культура, вышедшая только из одного пролетарского класса. Новая цивилизация должна вобрать в себя достижения культуры всех времен и всех классов. Разве можно отвергать культуру Древней Греции или Рима, поскольку это была культура рабовладельцев? Или культуру Ренессанса, то есть культуру подымавшейся буржуазии? Культуру лучших представителей дворянства, господствующего класса феодального общества? Все богатства, накопленные человечеством, — законное наследие цивилизации будущего, цивилизации подлинно человеческой.
«Человек, личность — высшая цель социалистического движения, — говорил Жорес. — Оно стремится разрушить все системы идей и все социальные системы, которые препятствуют развитию личности… Человеческая л
Как это напоминает нам, русским, о гуманистических исканиях Пушкина, Белинского, Достоевского, Толстого, о мечтах лучших героев Чехова… Что это, совпадение? Нет, это, пожалуй, прямое влияние! Уже упоминалось, что к марксизму Жорес пошел под воздействием Люсьена Герра, работавшего в библиотеке Эколь Нормаль А Люсьен Герр был горячим поклонником русского революционера и мыслителя Петра Лаврова, долго жившего во Франции. Принимая учение Маркса, Лавров стремился развивать его философию истории тем, что он называл антропологизмом, приоритетом личности и ее развития в социализме. Жорес знал Петра Лаврова и очень высоко ценил его идеи. Не отсюда ли также и особый интерес Жореса к России?
Жорес — самая крупная фигура французского социализма. Сейчас резонанс его мыслей звучит все громче, хотя эхо звуков его голоса, его легендарного красноречия давным-давно замолкло. Утраченные иллюзии — таков грустный итог многих идейных течений, общественных движений, политических событий, социальных экспериментов, революций XIX–XX веков. Сколько их искренне вдохновлялось утопией, оказавшейся самообманом или мистификацией! Сколько усилий, надежд, героизма завершилось напрасными жертвами и горьким разочарованием! Величие Жореса, его уникальность в том и состоит, что многие его идеи, выглядевшие наивными иллюзиями, оказались спустя десятки лет после того, как молчание смерти сомкнуло его красноречивые уста, прозорливыми, мудрыми ответами на запросы и нужды новых поколений. Это произошло главным образом потому, что вся жизнь, все дела, весь он сам был пронизан искренней, беспредельной любовью к людям… Вот почему духовное наследие Жореса, назидательный пример его подвижнической жизни — бесценное, целебное лекарство для веек обескураженных, даже отпаявшихся людей нашего времени. Он верил в грядущее счастье человечества, он всегда был оптимистом, воплощавшим не только сложность и тяжесть, но главным образом — радость жизни.