Все отметили про себя, что принцесса тоже как-то преобразилась. Она улыбалась, и улыбалась очень приветливо. На приглашение к столу ответила без ожидаемой чопорности, а вина себе велела налить в драгоценный золотой кубок, «чтобы подчеркнуть радость от первой трапезы на земле Франции». Когда же все общество собралось у накрытых по-походному столов, сама задала пиршеству легкий, непринужденный тон, вполне во французском духе.
В итоге, обедали шумно и весело, и особенно потому, что ничего подобного не ожидали.
Даже арагонская свита недолго выдерживала церемониал. И, как только их тела отогрелись, а умы «подогрелись», приезжие рыцари охотно поддались общему настрою. Лишь несколько дам арагонского двора маялись в стороне под присмотром старухи-дуэньи. Кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал чётки, косо поглядывая на пирующих, но никакого ответного набожного рвения их вид ни в ком не вызвал. Скорее, наоборот. И только Филаргос, устыдившись на мгновение, благословил бедняжек с тем особенным усердием, которое всегда появляется у людей, осчастливленных надеждой. Но потом тоже, весьма резво, поспешил к столу.
Виоланта была любезна и очаровательна.
Герцогиням де Блуа, д'Алансон и Бонне д'Арманьяк она предложила дальше ехать в её натопленной карете. Мессиру д'Аркур, который и сам не заметил, как опрокинул её бесценный кубок с вином, этот кубок тут же и подарила, и, в конце обеда, воспользовавшись всеобщей сытостью и расслабленностью, незаметно поднесла Филаргосу дивной красоты рубиновый перстень.
– Он не хуже вашего сапфира.
«И под цвет будущей мантии», – дрожа от радости, подумал епископ.
А чуть позже все заметили, что граф Арманьякский, вопреки своей обычной надменности, что-то увлеченно рассказывает принцессе. Причем, увлекся он настолько, что не стал садиться в карету, когда, наконец, тронулись в путь, а оседлал коня, догнал карету Виоланты и поехал рядом, не обращая внимания на холод и начавшийся снег.
4
Долгие переезды с места на место не были такой уж редкостью в те смутные времена. Короли, королевы, принцы, герцоги и даже дворяне помельче, но достаточно зажиточные, чтобы позволить себе переезд, не сидели подолгу в одном и том же замке, а кочевали не хуже цыган. Причем в путешествие отправлялись со всем скарбом, двором и с мебелью, снаряжая такое бесчисленное количество повозок, что первая уже подъезжала к месту назначения, а последняя ещё только выезжала за ворота покинутого замка. Потому кортеж принцессы Арагонской привлекал внимание не столько самим фактом своего передвижения по стране, сколько роскошью и представительностью.
В каждом городе, ко всякому постоялому двору, где общество останавливалось для отдыха, сбегались десятки зевак. Разинув рты они рассматривали гербы, в которых далеко не все что-то понимали, но зато все могли оценить обилие золота, драгоценных мехов и тканей. И это великолепие вызывало в людях, обнищавших за время войны и недавно прошедшей чумы, не столько зависть, сколько изумление – неужели ещё возможно так жить?! Часами стояли они и наблюдали за этими, невесть откуда, свалившимися небожителями, не замечая, что так же подолгу, из окна отведенной ей комнаты, наблюдает за ними приезжая принцесса…
Уже в Тулузе к поезду присоединился выздоровевший духовник Виоланты. Это был францисканский монах по имени отец Мигель. Одевался он, как и положено, в коричневую сутану, подпоясанную верёвкой, в грубый коричневый плащ с капюшоном, и только на ногах, по случаю холодов, красовались меховые сапожки, имевшие, впрочем, весьма потертый вид.
На недавно болевшего отец Мигель мало был похож, благодаря круглому веселому лицу со свежим румянцем. Но герцог ди Клермон посоветовал всем лишних вопросов о монахе не задавать и вообще, меньше задумываться на его счёт.
– Он, то ли провидец, то ли колдун, но очень, очень странный, – доверительно шепнул герцог своей сестре – Мари де Блуа. – Порой такие вещи говорит – волосы на голове дыбом встают! Вот, хоть недавно, когда ехали через Кастилию, случай был: утром седлаем лошадей, а он идёт мимо и говорит Жану, моему оруженосцу: «Увидишь волка, не гонись за ним». И дальше себе пошёл. Мы, естественно, ничего не поняли, Жан у виска пальцем покрутил. А днём, около полудня, смотрим – наперерез волк бежит. Мы все, конечно же, вдогонку, и Жан с нами, самым первым. А волк, гадина такая, вывел к реке и по льду припустил! Берег там узкий, из-за деревьев сразу и не увидишь, что к чему, вот Жан и вылетел с наскока. Лёд пробил… Хоть и не глубоко, но вспомнил предсказание, испугался, поводья дернул – конь назад рванул, да под ветки! И Жан лицом на острый сук… Хорошо, глаз целый остался, но щёку так распорол, что шить пришлось…