По сведениям, которые она получала, недовольных в стране было много. За пять лет раны, нанесённые под Азенкуром, не затянулись. А тут ещё прошёл слух, что вначале лета английский король, получив всё, чего хотел, величаво отбыл в Лондон, чтобы полностью отдаться подготовке крестового похода. Вместо себя, в Париже, с безумным королём и безразличной ко всему королевой, он оставил брата– герцога Бэдфордского – который, фактически, стал новым правителем страны и к началу осени уже успел показать хозяйские зубы всем, кто имел несчастье потерять близких под Азенкуром или выражал сочувствие дофину.
– Я так поступаю у себя на конюшне! – говорил приехавший в Пуатье по осеннему бездорожью барон де Ре. – Сначала секу конюха, а потом оставляю кого-нибудь следить, чтобы он не отлёживался на соломе… Но Франция не конюшня, чёрт подери!
Воспитанного дедом-еретиком барона буквально распирало от негодования и нетерпеливого азарта! Любитель авантюр, драк и запретных плодов он почти перед самым отъездом выкрал из отчего дома свою кузину Катрин де Туара, чтобы жениться на ней вот так романтично и дико без традиционного благословения родни. Однако медовый месяц долгим не был, потому что в самый его разгар в замок Тиффож, где молодые наслаждались уединением, прибыл тот самый дед-еретик, достопочтенный мессир де Краон, который жаждал отчитать внука, не столько за бестолковость женитьбы, сколько за её несвоевременность.
– Стыдно, сударь мой, – выговаривал он. – Сам я стар, чтобы воевать, но готов, хоть сейчас схватиться за оружие! И вам греть бока на перинах не позволю! Как не позволю, чтобы славный трон французских королей запятнала задница, покрытая бесчестьем Азенкурской бойни!
Двадцать лет назад на испанской границе господин де Краон был в числе тех, кто приветствовал приехавшую вступать в брак молодую Виоланту Арагонскую. И хорошо запомнил возникшее тогда ощущение, что «эта девица за прялкой долго не усидит».
– Вот увидите, наш герцог Анжуйский станет не столько королём Сицилийским, сколько «угодником Арагонским», – похохатывал де Краон, изрядно набравшись горячительного во время застолья, устроенного Виолантой. – Но я таких дамочек люблю.., когда они мне не жёны…
Теперь же возмущённый сверх меры договором в Труа старый безбожник созвал всех подчинявшихся ему дворян и, вытащив внука из тёплой постели, велел ему ехать к дофину, «под крыло Иоланды Анжуйской».
– Эта дама знает, что делает. И, если ей не удастся вернуть трон нашему принцу, это не удастся уже никому!
Жиль де Ре подчинился охотно. Оставил юную жену на попечение мессира де Краон, а сам весело и азартно пополнил ряды сторонников дофина, приведя, помимо своих и дедовых вассалов, ещё и перекупленный им отряд итальянских наёмников.
– Супруге Сицилийского короля сицилийскую подмогу! – крикнул он, салютуя мадам Иоланде поднятым мечом.
Затем спрыгнул с коня и, хищно оглядевшись, заявил:
– Обожаю подраться, господа. Скоро ли начнём?
Барону не составило труда найти себе товарищей в Пуатье. Первым делом, он свёл дружбу с Дюнуа и без конца подбивал его совершить какую-нибудь вылазку против англичан.
– Не спешите, юноши, – урезонивала их мадам Иоланда. – Первый удар, который мы нанесём, должен быть сокрушительным! Чтобы никто не осмелился больше говорить, будто наш дофин способен только на подлые убийства. Военная победа сразу заткнет рты тем, кто кричит о запятнанной королевской чести… А в Европе победителей давно никто не судит…
Однако, удерживать на привязи молодых людей, рвущихся воевать, было и сложно, и неразумно. Любой азарт тухнет от бездействия. Но и растрачивать людей на мелкие стычки, когда каждый воин был на счету, удовольствие слишком дорогое и тоже, пожалуй, неразумное…
Наконец, в начале марта двадцать первого года пришло известие, что трёхтысячная армия англичан, под командованием четвертого брата английского короля герцога Кларенса, рейдом прошлась по Мэну и Анжу, разорив немало мелких городков и деревень. Беженцы оттуда заполнили окрестности Пуатье, и в ставке дофина, наконец, решительно хлопнули рукой по столу. Пора!
Пятнадцатого марта, вооружённая до зубов пятитысячная армия, составленная из французов, во главе с Ла Файетом и шотландцев Джона Стюарта, двинулась в сторону Боже, где, по доставленным сведениям, английское войско остановилось на отдых.