Шаг за шагом Жанна ехала по улицам. Девушку хотели видеть мужчины, женщины, наемники... Все тридцатитысячное население Орлеана радовалось так, "словно к ним сошел Бог". "Позвольте мне прикоснуться к Вашему плащу, к Вашей руке, к Вашей лошади!"
Стало темнеть. Жители города зажгли факелы, чтобы лучше рассмотреть Жанну, один из горожан поднес свой факел так близко к ее забралу, что огонь коснулся знамени Жанны. Оно загорелось.
Спустя краткий миг толпа отпрянула назад. Жанна, пришпорив коня, размахивала знаменем. Огонь погас. Народ увидел, что изображенные на знамени инсигнии остались невредимы: Бог-Отец над радугой, два ангела рядом с ним, надпись "ИИСУС МАРИЯ" и лилии французского королевства. "Ни один старый солдат не смог бы лучше погасить", - удивлялись наемники.
На Большой улице, в доме господина Буше, который был казначеем находившегося в плену герцога Орлеанского, для девушки была подготовлена комната, на столе ее ожидал ужин, а казначейша, то и дело извиняясь, просила ее удовольствоваться тем немногим, что она предлагает, ведь в осажденном городе вряд ли найдешь жареное мясо и сало, не говоря уже о более изысканных блюдах. К ее большому огорчению, Жанна так и не отведала ни одного из лучших блюд, она налила воду в кубок с вином, обмакнула в разбавленное вино два куска хлеба и захотела спать.
Госпожа Буше, наследница старинного патрицианского рода, не упустила представившейся ей возможности помочь Жанне снять доспехи.
- Как Вы выдерживаете, - удивилась она. - Столько железа на теле, я бы от этого умерла.
Простодушная женщина и не подозревала, что Жанне пришлось вынести шесть дней и ночей, не снимая ни одного из доспехов, что крайне изумило всех ее товарищей по оружию. Казначейша жаловалась на то, что их жизнь с каждым днем все более напоминает ад, а не чистилище, но мужчины этого не понимают, иначе бы они нашли выход.
- Но большие господа, видите ли, живут за счет того, что платим мы, простые граждане. Разумеется, король тоже бедный человек. Верно ли, что он взял взаймы колыбель для своего ребенка? И что повара дают ему еду в долг? Нам сказали, он и королева едят только овечьи хвосты. Правда, у нас нет и этого. Вы только подумайте, ни тебе козленка к Пасхе, ни салата, а вниз по реке у нас были такие прекрасные сады. Наш салат был знаменит, Вы можете спросить где угодно.
Жанна никогда не произносила длинных речей, но сегодня вечером была еще молчаливее, чем обычно. Казначейша же, как только ее увидела, стала говорить без умолку. Лишь когда тяжелая работа была завершена и Жанна сняла с себя доспехи, она, наконец, ответила:
- Утешьтесь, госпожа Буше, осада скоро прекратится. Лицо казначейши осветила улыбка.
- Дай Бог. А теперь доброй ночи, Дева Жанна. Вы не возражаете, если будете спать вместе с моей Шарлоттой? Ребенок во сне не ворочается, а у нас только две кровати, на другой спим мы с мужем.
Что снилось Жанне, и о чем она могла думать под крышами города, чье имя впоследствии стала носить? Маленькая девочка Шарлотта спала, а сама она не раскрыла секрета половины своей жизни, пожалуй, даже большей ее части.
На следующий день Орлеанский Бастард совещался со своими приближенными. Этой же ночью он хотел отправиться в Блуа просить о помощи, чтобы вернуться только вместе с войском. Все согласились с его предложением, никто не доверял королю, шесть месяцев назад
бросившему город на произвол судьбы. Если все командиры давали честное слово, то разве у Карла не было других советников, которых он мог бы выслушать?
- В казне шестьсот турнезских фунтов, этого вам пока хватит. Если все будет хорошо, через четыре дня я вернусь к вам с армией.
Только одному человеку по имени де Гамаш что-то не понравилось.
- Вы хотите оставить город, когда годоны стоят у его стен? - спросил он Бастарда.
- Нет, с вами останется Дева.
- Как, мы должны слушаться глупую бабенку из низшего сословия? возразил Гамаш, покраснев от гнева.
Жан Орлеанский тяжело вздохнул. Нелегко было убедить Жанну не ехать с ним, а оставаться в городе, как своеобразный залог спасения. А девушка, поняв, что и часа не проходит без того, чтобы о ней не спрашивали, не хотели бы ее видеть и говорить с ней, в конце концов согласилась. Теперь ему чинили препятствия его же люди.
- Гамаш, она не глупая бабенка, в Блуа под ее командованием стоит войско.
- Я ведь рыцарь и буду подчиняться только благородному господину, а не девице, которая раньше была Бог знает кем.
К его несчастью, тут же отворилась дверь и вошла Жанна, одетая сегодня в красно-зеленый камзол, эти цвета символизировали Орлеан. Бастард низко поклонился.
- Только что я сообщил господам, что еду в Блуа, а Вы остаетесь в городе. Мне хотелось бы быть уверенным, что армия...
- Армия подойдет, можете об этом не беспокоиться, - девушка говорила с такой уверенностью, что собравшиеся мужчины удовлетворенно кивали, только господин де Гамаш еще раз что-то проворчал.
- Прекратите! - прикрикнул на него Орлеанский Бастард. - Просите у Девы прощения.
Гамаш поклонился, тяжело упав на колено, девушка подняла его, они обнялись, как было приказано, но видно было, что делали они это без большого удовольствия. А ночью командующий Орлеанской крепостью отправился в Блуа.
С тех пор, как Жанна надела доспехи, она впервые могла делать все, чего ни пожелала бы. Везде, где бы она ни появлялась, за ней следовали новые и новые удивляющиеся, любопытные, сочувствующие, но к мессе она обычно ходила как простая горожанка, в сопровождении только своего пажа Жюля, и с ним же возвращалась в дом казначея. К вечеру она потребовала, чтобы ей открыли восточные ворота, она должна была выехать за городские стены, чтобы осмотреть укрепления "годонов". Конечно, она поехала не одна, ее сопровождала пестрая толпа, рядом с Девой люди хотели наверняка убедиться, что она избрана Господом. В первый раз за долгие месяцы жители видели город с внешней стороны стен. Вероятно, англичане не придали особого значения небольшому скоплению людей, во всяком случае, как только девушка объявила, что она осмотрела все, что представляется ей важным, всем удалось беспрепятственно вернуться.