- Я думаю, Жанна распознает Вашу ложь.
Некий рыцарь по имени Лоре был отправлен в дом казначея просить Жанну по всей форме, чтобы она явилась на военный совет. Она пришла не в лучшем расположении духа. Взволнованная, она стояла перед мужчинами, в то время как Кузино в своей тщательно обдуманной речи рассказывал ей о том, что совет принял решение атаковать завтра крепость Сен-Лоран, так как штурмовать ее удобнее, чем другие.
- Лучше скажите мне, что вы решили на самом деле. Неужели вы думаете, что я не могу хранить более важные секреты, чем ваши?
Повисла тягостная тишина. Собравшиеся потоптались на месте, откашлялись, хотя в этом не было необходимости. Никто не заметил победной улыбки на язвительных устах Жиля.
Жан Орлеанский собрался с мыслями.
- Не сердитесь, Дева Жанна. Мы не могли рассказать Вам сразу обо всем. То, о чем сообщил Кузино, правда. Но мы также решили одновременно атаковать и с южного фланга, нанося по нему по возможности сильные удары. По многочисленным соображениям мы считаем этот план удачным и целесообразным.
- Очень удачным, - подтвердили собравшиеся. Проклятье, хитрость не получилась. Нужно было видеть, как они выпутывались из затруднительного положения, но тайны своей не выдали.
-У меня есть более действенный план, - таинственно сказала Жанна. - А теперь можно ли мне уйти?
Все повскакивали со своих мест и, расталкивая друг друга, старались открыть для нее дверь: седые и белокурые, недоверчивые и легковерные.
- Не пройдет и пяти дней, как Орлеан будет освобожден, - сказала она, уже стоя у двери. Была среда, 4 мая 1429 года.
В доме Буше Жанна про диктовала Паскерелю еще одно письмо "годонам", которые "не имеют права находиться во Французском королевстве". Это было ее третье и последнее письмо, из тех что сохранились до наших дней. В конце его следовала приписка - несмотря ни на что, Жанна оставалась по-женски милосердной, - она охотно переслала бы письмо подобающим почетным образом, но в последний раз ее герольд Гийенн был задержан. "Соблаговолите вернуть его мне, а я пришлю несколько ваших людей, взятых нами в плен при Сен-Лу. Не все они погибли". Жанна привязала ниткой письмо к стреле, а затем велела лучнику пустить ее в мостовой форт Турель.
- Читайте, вот вам новости! - закричала она в сторону форта, стоя рядом с лучником у открытых южных ворот.
- Новости от французской потаскухи! - послышалось в ответ.
Когда после этого Жанна возвращалась к своим, лучник заметил, что по ее щекам текут слезы.
- Господь мне свидетель, - сказала она. Паскерель попытался ее утешить.
- Не огорчайтесь, Дева Жанна.
Но в ответ услышал исполненное твердости:
- Господь меня утешил.
Паскерель обратил внимание на каждое слово: конечно, впоследствии у архиепископа Режинальда должен быть точный доклад. Паскерель многого не понимал, но было ясно, что когда душа Жанны бывала печальна, она черпала утешение из иного мира, о котором он ничего не знал. Как дитя, она исповедовалась в незначительнейших грехах: в том, что была гневной и нетерпеливой, в том, что ей не хватило любви к тому или иному человеку, под Сен-Лу она с большим раскаянием признала себя виновной в гибели "годонов", словно убивала их собственными руками. Но загадка, стоявшая за ней ежедневно, даже ежечасно, оставалась для Паскереля неразгаданной. Он исполнял свой долг при Жанне, не более того. Когда же он видел, как она молится, в сердце его вползало что-то сродни черной зависти, и он чувствовал себя пристыженным и ничтожным перед лицом ее непоколебимой веры.
В ночь с 6 на 7 мая сразу же после полуночи был разбужен весь замок в Туре. Какой-то посланник неистово требовал, чтобы его допустили к королю, который в ночной рубашке, накинув поверх нее плащ, предстал перед членами своего совета. Их только что разбудили, и они сидели за столом у зажженных свечей.
- Бастард Орлеанский и господин де Гокур послали меня, сир, - доложил молодой дворянин. - Я должен сообщить о том, что вылазка в сторону западного форта, которую намеревались провести для обмана противника, не состоялась, так как Дева на рассвете выехала в сторону восточных ворот, и за ней последовало множество вооруженных людей. Она приказала спешно навести понтонный мост через Луару. Тем временем англичане на противоположном берегу закричали устрашающее "ура", наши люди испугались и обратились в бегство. Годоны уже развернулись в цепь. Сир, я сам там был и с ужасом наблюдал за этим.
Он вытер пот со лба, а Карл, побледнев, кивнул:
- Продолжайте.
- И тогда среди обратившихся в бегство появилась Дева на коне. "Во имя Господа, вперед", - воззвала она к воинам. Ее белое знамя трепетало, как ветер. Не знаю, сир, как это случилось, мы все пошли на штурм вслед за ней, и форт Сент-Опостен на южном берегу был взят в один миг, а те из англичан, которые не были убиты, бежали через другие ворота и спаслись на передовом укреплении Бульвар.
- А что было потом? - напирал Тремуй, наморщив лоб.
- Когда меня отправили к вам, главнокомандующий устроил обед в честь нашей победы, а жители города привозили ему целые подводы вина и булок.
- А как Дева?
- Ее там не было, она поехала домой: ее нога попала в капкан. Но, сир, вот главное, что должен я Вам сообщить по поручению Бастарда: вечером состоялся совет командиров, и все оказались единодушны в том, что эту победу при Сент-Опостене можно объяснить только чудом. Наступать на прочие укрепления не смог решиться никто. Поскольку теперь город снабжен всем необходимым, военные действия можно планировать на ближайшее будущее.
- Само собой разумеется, - пробормотал Тремуй, не поднимая глаз. Хорошо, что Бастард сохранил свой здравый смысл.
У молодого дворянина к горлу подступил комок, как у мальчика, ответившего урок не до конца.
- Но только - Дева иного мнения. "У вас был свой военный совет, а у меня свой, - говорит она. - Верьте мне, мой совет окажется прав и посрамит ваш".
В комнате послышались тяжелые вздохи, на бледном лице Карла свет боролся с тенью.
- И что решил совет Девы?
- То, что завтра следует продолжить бой. Что нужно взять мостовое укрепление Турель. Тремуй подскочил.
- Целая дюжина командиров, вероятно, сможет удержать одну девушку, чтобы она не делала глупостей!
Молодой дворянин робко посмотрел сначала на Тремуя, потом на короля.
- Господин де Гокур поклялся, что он сегодня сам встанет у городских ворот и воспрепятствует тому, чтобы хоть один человек покинул город.