Только услышав радостный крик, донесшийся со стен, где находились англичане, знаменосец Девы обратил внимание, что что-то произошло. Он огляделся и заметил, как Жанна содрогнулась от боли, которую ей причинила стрела, вонзившаяся в бедро. Он бессознательно открыл забрало, желая помочь Деве, но в тот же миг в его незащищенную переносицу попал камень, и знаменосец рухнул замертво.
Послышался новый крик радости с городских стен, а затем голос Девы:
- Друзья, сохраняйте мужество, я не отступлю, пока город не будет взят!
Но защитникам на городских стенах было хорошо видно, что "ведьма" еле держится на ногах, и, как только она исчезла за рвом, битва, не дававшая перевеса ни одной, ни другой стороне, разгорелась с новой силой и продолжалась до захода солнца. В сумерках Алансон подал сигнал к отступлению.
- Дева Жанна, мы заберем Вас с собой, - Жан Орлеанский и Алансон подошли к Жанне, лежащей у стены.
- Я останусь здесь, я это обещала, - в надвинувшихся сумерках ее лицо выглядело бледным и печальным.
- Вы не можете оставаться здесь на ночь, Вам нужно
перевязать ногу.
Подошел Жиль и, склонившись над кровавой стрелой, которую Жанна вынула из раны, спросил, требуют ли от нее голоса, чтобы она сегодня стремилась взять
Париж?
- Нет, они не говорят, что я должна занять Париж.
- Пойдемте, Жанна, завтра наступит новый день, и мы на рассвете попытаемся совершить прорыв с другой стороны, мост уже готов, - уговаривал ее Алансон. А Бастрад тем временем подмигнул Жилю де Рэ. Жанна от них некоторое время отбивалась, но все же они втроем усадили ее на коня и привезли в лагерь. Жиль подумал о том, что это был первый случай, когда Дева позволила себя к чему-либо принудить.
На следующее утро, при бледном свете солнца, едва пробивавшегося сквозь надвигающийся туман, в лагерь со стороны Сен-Дени прискакали всадники.
- Проклятье, кто это? - пробормотал Алансон. Вот уже несколько дней его преследовали дурные предчувствия.
- По приказу короля, - закричал предводитель всадников, фаворит Тремуя граф Клермон. - Где Дева?
Она сидела вместе с командирами перед палаткой, в кольчуге, с перевязанной ногой.
- Я здесь.
- Его Величество король передает Вам привет. Он приказывает прекратить наступление на Париж. Сегодня не...
- Что же нам - ждать, пока англичане не пришлют подкрепление? воскликнул Алансон, а Жан Орлеанский добавил:
- Сегодня или никогда!
И все же Жанна сказала
- Договаривайте до конца, граф Клермон. Клермон обвел присутствующих высокомерным холодным взглядом, наслаждаясь своим могуществом.
- Наступление не состоится ни сегодня, ни завтра. Армия будет распущена. Тотчас же. По приказу короля.
Послышалось ворчание, похожее на начинающуюся грозу, зазвенели кольчуги, и через мгновение Жанну обступили преданные ей люди, а Клермон заручился поддержкой шестидесяти дворян, составляющих его охрану. "Невозможно! Мы наступаем! Посторонитесь, наши кони затопчут вас!" Кони вставали на дыбы, руки сжимали оружие.
- Тихо! - закричала Жанна, и шум затих, лишь на подступах к Парижу слышался глухой угрожающий гул.
- Граф Клермон, каковы причины этого решения?
-Я изложил содержание приказа. Прочего мне не сообщили.
- Известно ли королю, что уже подготовлен мост, по которому мы собираемся совершить прорыв с северо-востока?
- Сегодня ночью мы по высочайшему повелению разобрали этот мост.
Щеки Жанны лихорадочно горели.
- И когда же мы все-таки наступаем?
- У нас есть приказ применить к Вам силу, Дева Жанна!
Внезапно воцарилась такая мертвая тишина, что можно было подумать, будто ударила молния и поразила все живое в округе.
- Во имя Господа, мы сдаемся. Герцог Алансон, сделайте, как приказал король. Скажите всем, что Дева желает этого.
Того, что случилось в дальнейшем, никто точно не знает. Кровь пролита не была, кулаки разжались, коней расседлали, наемников отпустили.
Солнце взошло над башнями Парижа, англичане были изумлены случившимся, а затем расхохотались. Эти дни были описаны в летописи следующими скупым словами: "Так была сломлена воля Девы и распущена армия короля".
В суматохе Дева исчезла. Наемники, разошедшиеся по домам, жители Сен-Дени, еще позавчера державшиеся за край ее плаща, командиры, искавшие ее с тоской в сердце, - никто не знал, где она. Жиль де Рэ пустым взглядом блуждал по окрестностям, он отправлял своих слуг на поиски Жанны: они должны были прочесать каждый ров, каждый дом. Они возвращались ни с чем. Никто из них не видел Жанны. Ни Паскерель, ни паж Луи. Король уже давно отправился куда-то в южном направлении; рыцари собрались последовать за ним.
-Алансон, где, во имя Христа, Дева? -спросил Жиль. Жан Алансон выглядел заплаканным.
- Не знаю. Нам не следовало слушаться короля. Случилась беда. Если Жанна не ранена... то я полагаю, что она все выдержит. Пойдем, нужно двигаться вперед, а то нас схватят годоны.
- А Жанна?
- Должно быть, она поехала к королю.
Но Жиль в это не верил, он опять слез с коня.
Когда он вошел в собор Сен-Дени, смеркалось; в вечернем свете великолепное окно переливалось мягкими зелеными, голубыми и золотыми тонами, неф был погружен во тьму и тишину. Только перед алтарем святого Дионисия горели две свечи - и вот, когда глаза Жиля привыкли к сумраку, он увидел, что там стоит на коленях какая-то фигурка, маленькая фигурка в кольчуге и в штанах, с поднятой головой, постриженными "под кружок" волосами.
Так значит, она здесь! Жиль, не шелохнувшись, смотрел на горевшие свечи. С ним происходило нечто странное - он не мог понять что. Усиливалась боль, столь мучительная и безнадежная, словно он не нашел Жанну, а потерял ее навсегда... Но что же висит там, над сотней портретов жертвователей, над восковыми фигурками и сердцами тех, кто на протяжении десятилетий, вероятно, даже столетий приносил пожертвования этому собору в знак благодарности или самоотречения? Что-то большое, блестящее... Он всмотрелся пристальнее, затем его взгляд вернулся к кольчуге Жанны, и только теперь Жиль понял: это были сияющие доспехи, безупречно изготовленные турскими кузнецами, они висели на гвозде рядом с алтарем - принесенные в жертву.