С другим вариантом пророчества мы встречаемся в «Сводном изложении» Великого инквизитора Франции Ж. Брегаля (1456 г.) — пространном богословско-юридическом трактате, написанном накануне реабилитации Жанны и подводившем итоги расследования обстоятельств ее жизни и гибели. Этот источник имеет особо важное значение, так как в нем отразился момент перелома во взглядах церкви на «дело» Жанны д'Арк. По меткому замечанию Р. Перну, именно «Сводное изложение» сделало из еретички святую (91, 272). Мимоходом упомянув о «пророчестве Мерлина» в первой главе трактата, посвященной видениям Жанны, Ж. Брегаль подробно разобрал его в шестой главе, где говорилось о мужском костюме и оружии Девы, а также рассматривалась ее военная деятельность (D, II, 412, 470–473). Великий инквизитор приводит «строфы английского пророка Мерлина» в такой редакции: «Из дубового леса выйдет дева и принесет бальзам для ран. Она возьмет крепости и своим дыханием иссушит источники зла; она прольет слезы жалости и наполнит остров ужасным криком. Она будет убита оленем с десятью рогами; четыре из них будут нести золотые короны, а шесть других превратятся в рога буйволов и произведут небывалый шум на Британских островах. Тогда придет в движение Датский лес и вскрикнет человеческим голосом: „Приди, Камбрия, и присоедини к себе Корнуэлл!“»
Не следует пренебрегать этими прорицаниями, пишет Ж. Брегаль, ибо святой дух волен открывать свои тайны любому, кому он захочет. Великий инквизитор так комментирует темные «строфы» Мерлина: «из дубового леса выйдет Дева» — указание на родину Жанны-Девы (в протоколе Руанского процесса сказано, что дубовый лес был виден с порога ее отчего дома); Жанна пролила бальзам на раны королевства, когда в начале своей миссии явилась к королю Франции, или позднее, когда в Пуатье выдержала долгий и строгий экзамен перед исполненными мудрости прелатами и учеными мужами, или когда мужественно и бесстрашно брала приступом Орлеан, Париж и другие главные города и крепости королевства, или же когда вместе с грандами и большим войском столь счастливо провела короля сквозь вражеские мечи в Реймс, дабы он там короновался.
Нет возможности (да и особой необходимости) воспроизводить здесь весь обстоятельный «реальный комментарий» Брегаля, хотя он безусловно являет собой очень любопытный историко-психологический документ. Отметим лишь некоторые, наиболее выразительные, детали. «Наполнит остров ужасным криком» — предвидение того, что громкая слава о победах Жанны повергнет в ужас всех англичан. «Она будет убита оленем с десятью рогами» — тайный смысл этого прорицания состоит, по мнению Брегаля, в том, что Жанна погибнет от рук англичан, когда их королю Генриху исполнится десять лет. Четыре увенчанных золотыми коронами рога означают первые относительно благополучные годы его правления, а шесть буйволовых рогов — последующие годы, когда, поправ правосудие и свободу, англичане наложили на подвластные им народы иго жестокой тирании.
Совершенно неожиданную трактовку получает загадочная фраза: «Тогда придет в движение Датский лес».
Брегаль полагает, что речь здесь идет о восстании в Нормандии против английского господства: ведь нормандцы — выходцы из Дании. Клич: «Приди, Камбрия, и присоедини к себе Корнуэлл!» — означает обращение нормандцев к их природному государю — французскому королю (Камбрия, объясняет Брегаль, — это Сикамбрия в Паннонии, откуда вышли франкские племена) и призыв к завоеванию всей Англии.
«Я, разумеется, знаю, — заключает Ж. Брегаль, — что более проницательный ум придаст, быть может, многому в этом пророчестве более подходящий смысл, но в подобных вещах позволительно каждому держаться своего мнения. Однако же мы видим, что все, сказанное нами, точно исполнилось» (D, II, 473).
Толкование «пророчества Мерлина» Ж. Брегалем — типично кабинетная продукция, плод работы изощренного ума над литературным по своему характеру текстом. В материалах процесса реабилитации имеется прямое указание на «книжный» характер этого пророчества. Один из асессоров руанского трибунала, Пьер Мижье, приор бенедиктинского монастыря Лонгвиль-Гиффар, упомянул в своих показаниях о том, что он вычитал «в некоей старой книге» пророчество Мерлина, предсказывавшее появление «некоей Девы из некоего дубового леса» в лотарингских пределах (D, I, 415).
Известно также, что при жизни Жанны существовал «упрощенный» вариант пророчества. На процессе реабилитации граф Дюнуа вспоминал, что вскоре после взятия французами крепости Жаржо в июне 1429 г. кто-то передал плененному в этой крепости английскому военачальнику графу Суффолку бумажный лист с четверостишием, в котором упоминалась «Дева, что придет из дубового леса и проскачет по спинам лучников и против них» (D, I, 325). В этом не дошедшем до нас четверостишии были объединены оба варианта пророчества Мерлина-Беды, причем вместо мистического «грядет па спинах лучников» появилось знакомое каждому солдату «проскачет по спинам».
А теперь естественный вопрос: знала ли сама Жанна о «Деве из дубового леса» и отождествляла ли себя с ней?
Вот что читаем мы в протоколе третьего публичного допроса 24 февраля 1431 г.: «Далее она показала, что [вблизи Домреми] находится некий лес, именуемый Дубовой рощей или по-французски Bois Chesnu (так в латинском протоколе. — В. Р.), каковой виден с порога ее отчего дома и до него менее пол-лье. . Затем она сказала, что когда пришла к своему королю, то некоторые спрашивали, не растет ли в ее краю лес, который называется Bois Chesnu, потому что были пророчества, что из окрестностей этого леса должна прийти некая дева, которая будет творить чудеса. Однако названная Жанна заявила, что она этому нисколько не верила» (Т, I, 67), Эти слова можно понимать так, что она вообще впервые услыхала о «пророчестве Мерлина», будучи уже «во Франции»; к себе она его во всяком случае не относила.
Тем не менее «пророчество Мерлина» нередко сближается, а то и прямо отождествляется в литературе с тем пророчеством, на которое ссылалась в Вокулере Жанна («женщина погубит — дева спасет»). Некоторые биографы говорят о распространении «пророчества Мерлина» в крестьянской среде и связывают с ним возникновение самого замысла Жанны (50, т. I, 136–139). Другие историки, в частности Ж. Кордье, полагают, напротив, что до появления «во Франции» Жанна вообще не знала ни того, ни другого пророчества (41, 69). Утверждалось также, что Жанна, сама не веря этому пророчеству, но зная о его популярности, воспользовалась им, чтобы убедить в своей миссии других (64, 102). Источники, однако, не дают оснований для таких выводов и предположений. Они отчетливо показывают глубокое различие между «пророчеством Мерлина» и «пророчеством Жанны». Первое принадлежит миру книжной культуры, второе — фольклору. О «пророчестве Мерлина» упоминали в связи с Жанной поэтесса Кристина Пизанская, лиценциат богословия, бенедиктинец Пьер Мижье, крупный теолог Жан Брегаль. О словах Жанны: «Разве не было предсказано, что Франция будет погублена женщиной, а затем возрождена девой?» — вспоминали крестьянин Дюран Лассар и жена ремесленника Екатерина Ле Ройе. Жанна не лукавила перед судьями, говоря, что не верила в «деву из дубового леса»: этот сложный «литературный» образ был совершенно чужд ее интеллекту. Употребляя понятия того времени, можно сказать, что персонаж «пророчества Мерлина» обитал в мире «мудрых», а та дева-спасительница, с которой отождествляла себя Жанна, — в мире «простецов».
Вот мы и произнесли, наконец, ключевое слово, которым современники Жанны определяли сущность «феномена Жанны-Девы» и без которого этот феномен действительно не может быть понят, — простота.
13 марта 1431 г. на одном из тайных допросов у Жанны спросили, почему бог послал ангела, как она утверждает, именно ей, а не кому-либо другому. И она ответила: «Потому что богу было угодно действовать через простую деву, дабы отразить недругов короля» (Т, I, 139). За этими словами стояло одно из фундаментальных представлений средневековья — представление о том, что «простецы» ближе богу, нежели «мудрые», и что господь часто избирает их своим орудием, демонстрируя всемогущество божественной воли и карая людскую гордыню. Такое представление опиралось на общеизвестные евангельские истины, в частности на знаменитые слова апостола Павла: «Но бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал бог, чтобы посрамить сильное» (I коринф., I, 27). Под простотой понималось не только «низкое» общественное положение, но в первую очередь комплекс нравственных качеств: бесхитростность, простодушие, чистота помыслов, неискушенность, а также целомудрие. Такому пониманию всецело соответствовал идеал юной девушки. В годы тяжелейших испытаний народное сознание, воспринимая беды, обрушившиеся на Францию, как божью кару за грехи ее правителей («мудрых» и «сильных»), обращалось с надеждой к их антиподам — к «простецам», «немудрым» и «немощным», моделируя образ грядущей девы-спасительницы.