В начале февраля 1429 г. осажденные получили сильное подкрепление. В город вошел отряд шотландских стрелков, состоявших на службе у дофина; он насчитывал тысячу бойцов. Вместе с ним пришла еще одна рота гасконцев. Теперь четырем с половиной тысячам англичан, стоявшим под стенами Орлеана, противостояли две с половиной тысячи солдат гарнизона и трехтысячное ополчение горожан. На подходе к Орлеану находилось также трехтысячное войско, которое вел молодой Шарль де Бурбон, граф Клермонский. При таком соотношении сил французы имели вполне реальную возможность снять осаду и самим перейти в контрнаступление. Но дело обернулось против них. 11 февраля в Орлеане стало известно, что из Парижа идет английский отряд, насчитывающий полторы тысячи рыцарей и солдат, в том числе несколько сот лучников. Его сопровождает большой обоз с продовольствием. Сообщивший об этом Клермон просил французских капитанов выслать ему подмогу, так как он намерен был напасть на англичан и хотел действовать наверняка.
Сразу же по получении этого известия из Орлеана вышли шотландцы, предводительствуемые Вильямом Стюартом, и гасконцы во главе с Ла Гиром, Буссаком и Сантрайлем. Дюнуа со своей ротой двинулся навстречу Клермопу еще раньше. Предполагалось, что удар по английскому войску будет нанесен соединенными силами орлеанских отрядов и дворянской конницы Клермона. Исход боя ни у кого сомнений не вызывал: на стороне французов был подавляющий численный перевес, и им же принадлежала инициатива.
Поначалу все шло как нельзя лучше. Утром 12 февраля отряды, вышедшие из Орлеана, обнаружили англичан у деревни Рувре-Сен-Дени, близ Арженвиля. Французские капитаны решили немедленно атаковать растянувшееся на марше английское войско. По в тот самый момент, когда их люди изготовились для атаки и ждали сигнала к ее началу, подоспел гонец с письмом от Клермона: граф сообщал, что подойдет с минуты на минуту и категорически запрещал начинать бой без него.
Французы замешкались, и благоприятный момент был упущен. Противник перестроился в боевой порядок. Его конница укрылась за заграждением из обозных возов, перед которым вырос густой частокол. Вперед выдвинулись лучники.
В два часа пополудни шотландцы, не дождавшись Клермона, пошли в атаку, но отступили с большими потерями. Такая же участь постигла и гасконскую роту. Захлебнулась и атака конницы, которую повел сам Дюнуа. А когда из-за укрытия вылетели на свежих конях английские рыцари, французское войско обратилось в бегство. В битве при Рувре, получившей название «битва селедок» (английский обоз вез главным образом соленую рыбу), защитники Орлеана потеряли более пятисот человек.
Клермон так и не вступил в сражение. Увидев, что дело приняло скверный оборот, он направился прямо в Орлеан, но, пробыв там всего несколько дней, неожиданно ушел, уведя с собой Ла Гира и нескольких других капитанов с двумя тысячами бойцов. В источниках имеются сведения, что его уход сопровождался каким-то конфликтом с городскими властями, но эти сведения неясны и противоречивы. Судя по «Дневнику осады Орлеана», горожане «не были довольны» уходом капитанов и не слишком верили их обещаниям вернуться (Q, IV, 130).По версии другой анонимной хроники, автор которой был, по всей вероятности, очевидцем событий, сами горожане, видя, как быстро истощаются запасы продовольствия, явились к Клермону и попросили его увести своих людей (Q, IV, 289).
Так или иначе, исход «битвы селедок» резко изменил соотношение сил в пользу англичан. После ухода Клермона орлеанцам стало казаться, что они брошены на произвол судьбы, и можно легко себе представить, как жадно ловили они первые, еще неясные, слухи о Жанне-Деве, которые дошли до них в конце февраля. Дюнуа, как мы уже знаем, сразу же послал в Шинон двух дворян за более подробными сведениями. «По возвращении из поездки к королю, — вспоминал он на процессе реабилитации, — [посланцы] рассказали сначала мне, а затем публично, всему народу, который жаждал узнать истину о приходе сей Девы, что они сами видели, как она прибыла к королю в Шинон» (D, I, 317).Это известие пробудило у осажденных новую надежду.
Тем временем англичане смыкали осадное кольцо. Они перерезали дорогу, ведущую к северным Парижским воротам, и построили против западной стены несколько фортов («бастилий»), соединенных глубокими траншеями. Захваченный в первые дни осады форт Турель по-прежнему блокировал город с юга. Орлеан еще не утратил связи с внешним миром, но дело шло к этому: неподалеку от восточных Бургундских ворот, через которые осуществлялась эта связь, англичане захватили высокий холм Сен-Лу и укрепили его. Все труднее стало доставлять продовольствие, и над осажденным городом нависла угроза голода. Магистрат направил делегацию к герцогу Бургундскому с предложением взять город под свою опеку. Возможно, орлеанское посольство ездило к Филиппу даже дважды (45, 290).Это предложение пришлось герцогу по душе, но его попытки договориться с Бедфордом оказались безуспешными. Регент ответил, что не желает расчищать кустарник для того, чтобы другие ловили в нем птиц. В его глазах судьба Орлеана была предрешена…
Армия, вышедшая из Блуа 28 апреля, могла пройти к Орлеану по правому берегу Луары или по левому. Первая дорога вела прямо к стенам Орлеана, но в этом случае нужно было миновать занятые неприятелем города Божанси и Менг, а потом прорываться сквозь линию английских укреплений. Французское войско пошло левым берегом и на второй день оказалось напротив осажденного города.
Однако для переправы через широкую Луару большого конного войска и обоза не хватало лодок и плотов. К тому же дул противный ветер, а переправу, проходившую на глазах у противника, нельзя было затягивать. Поэтому решено было переправить обоз и артиллерию, а армия должна была вернуться в Блуа и оттуда снова двинуться к Орлеану, но уже по правому берегу. Дюнуа уговорил Жанну переправиться вместе с ним и войти в город сегодня же.
Едва она села в лодку, как ветер переменил направление и надул парус. Разумеется, сопровождавшие Жанну люди увидели в этом божье чудо (Q, IV, 290),и уверенность в том, что Дева действительно является посланницей неба, еще больше окрепла.
В пятницу 29 апреля Жанна д'Арк вошла в Орлеан через восточные ворота.
Из «Дневника осады Орлеана»: «Она въехала в 8 часов вечера в полном вооружении на белом коне; впереди несли ее знамя и боевой штандарт. По правую руку от нее ехал монсеньор Орлеанский бастард (это был титул Дюнуа, который он носил до 1439 г. — В. Р),также вооруженный, на богато убранном коне. За ними ехало и шло множество благородных и храбрых сеньоров, оруженосцев, капитанов и солдат, а также горожан, которые вышли ей навстречу за ворота.
Их встречали воины гарнизона и горожане, мужчины и женщины, с факелами в руках. Они ликовали так, словно к ним спустился с небес сам господь, — и не беспричинно: им пришлось вынести такие тяготы и пережить такие страдания, что они уже почти потеряли надежду на помощь и спасение. Теперь же они чувствовали себя так, как будто с них уже сняли осаду. Вот почему все они — и мужчины и женщины, и дети — смотрели с большой любовью на эту простую девушку, в которой, как им сказали, была заключена божественная добродетель. Была такая чудовищная давка из-за того, что каждый хотел дотронуться до нее или до ее коня, что один из факельщиков случайно поджег ее штандарт. И тогда она пришпорила коня и так ловко погасила пламя, словно была опытным воином. Солдаты сочли это за великое чудо, и горожане были согласны с ними» (Q, IV, 153).
Так пересекла она весь город до западных Ренарских ворот, где в доме казначея Жака Буше ей было приготовлено жилье.
Этот рассказ очевидца свидетельствует о крутом переломе в настроении защитников Орлеана и во многом объясняет, почему уже на девятый день после въезда Жанны осада была снята и англичане потерпели жестокое поражение. Конечно, на стороне французов было численное превосходство — впрочем, не столь уж значительное. [12]Но не следует забывать, что накануне «битвы селедок» у них был еще больший перевес (по свидетельству орлеанской хроники, шестикратный) (Q, V, 288),что, однако, не помешало англичанам одержать победу.
12
Силы сторон могут быть определены лишь приблизительно. По мнению Р. Перну (94, 57), которая опирается здесь на подсчеты Буше де Моландона (24,