Став её первым мужчиной, я стал для неё и первым учителем, просвещающим её не только в литературе, но и в сексе. Я был так счастлив и был на таком подъёме, что готов был свернуть горы, а не то, что поставить баню. И уже через полтора месяца дверь новенькой бани громко распахнулась и из неё вместе с теплом и лёгким паром вышла румяная бабка, восторженно воскликнув:
– Хорошо-то как, ИТИТЬ ТВОЮ МАТЬ!
– Ать-Ать-Ать, – повторила тайга и стая взлетевших от испуга птиц унеслась вдаль.
Жанна всё больше и больше своими сверкающими и кокетливыми взглядами разжигала во мне ту искру, высеченную тогда в сарае, а я больше всего боялся того момента, когда нашей сказке настанет конец. И он, не заставил себя долго ждать…
Был самый обычный, летний день, когда тишину нашего райского уголка нарушил непривычный рокот подъехавшего к нашему дому автомобиля.
– Вот это да! Глазам своим не верю! Глядите-ка, какого принца к нам на синем «коне» занесло! – обрадовалась бабка, уставившись в окно. – Что это в последнее время кобели к нам со всей округи сбегаться стали? «Сучка», что ли, созревшие афродизиаки распыляет? Жанка, поди, узнай, чего это «красный молодец» на синем «коне» в нашей глуши потерял? Может СЧАСТЬЕ своё? – громко выкрикнула бабка и, повернувшись ко мне, тихонько добавила:
– Ему-то видать в отличие от тебя в городе «климатит». Вон, какую морду себе наел, да на какую машину наворовал. Фартовый. Такой и внучку бы в люди вывел.
– Да что вы такое бабушка говорите! Он вашу внучку, как машину, через пару лет на новую обменяет. А вам поюзанную рухлядь вернёт. И превратится ваш «монастырь» в «ржавеющий гараж» подержанных женщин с «пробегом».
– Ишь ты, как турист то наш заговорил! Не уж-то и ты на невинную лань свой глаз охотничий положил? Вот я дура слепая поверила, что ты молочка коровьего попить захотел, а ты испить «молодого вина» нацелился?
– Да не нацелился, а испил уж давно. Каждую ночь мы любовную жажду друг друга утоляем, – не выдержав бабкиных «подколов», проболтался я.
– Я же тебя, извращенец ты этакий, просила каждое утро куриные яйца ко мне подтаскивать, а не каждую ночь к моей внучке СВОИ подкатывать!
– «Захмелел» я, бабушка, от «вина» вашего молодого. Да так, что жизни теперь своей без Жанны не представляю. Уж больно она глубоко в сердце моё запала, да так, что и достать её оттуда не в силах никому. Умоляю, отдайте за меня свою внучку, а я для её счастья, и вашего благополучия, всё сделаю! – упав перед бабкой на колени, взмолился я.
– Проваливай ухарь вон из моего дома! Прямо сейчас! На все четыре стороны! Пока я не взяла вилы и не насадила тебя на них, как пельмень недожаренный.
Покидал я свои вещи в сумку и, попрощавшись с Жанной во дворе, пошел, куда глаза глядят. Иду сквозь тайгу, ветки по лицу хлещут, а я ничего не чувствую. Жанну только перед собой вижу и думаю:
– Почему же она со мной идти отказалась, объяснив это тем, что не может бабушку одну в доме бросить? Может быть, она притворялась, что любит меня? А может я был просто «раком на безрыбье»? А сейчас, заплыла к ним та «жирная рыбина», о которой они всю жизнь мечтали, а я, размахивая своими «клешнями» стал им всю воду мутить? Да и плевать на них! Пусть что хотят, то и делают! А мне нужно бежать подальше от этого дома.
Закрыв глаза, чтобы не видеть Жанну, я продолжил пробираться сквозь чащу.
Но с каждым шагом моя уверенная поступь становилась всё тяжелее. Мои ноги, словно вязли в болоте, не желая идти вперёд. Мелькавшие в памяти яркие эпизоды страстных совокуплений с Жанной не отпускали меня как впившийся в ногу капкан.
В какой-то момент я представил в этих эпизодах вместо себя, эту пыхтящую, на стонущей от удовольствия Жанне, «жирную рыбину» и понял, что я не должен выпускать из рук уплывающее от меня счастье. И что я должен, во что бы то ни стало вернуть всё это себе обратно.
Погоняемый чувством ревности я вмиг долетел на крыльях любви до дома, ставшего мне уже таким родным. Стоявший возле дома синенький автомобиль всем своим сверкающим видом указывал на свою крутость и важность обозначенную символом на капоте и брезгливо, свысока, поглядывал на меня своими фарами как на ничтожество.