– Даже не пытайся, – предупредила я Толика. – Сама домой пойду!
И я пошла.
– Вот смотри, – сказала я, – Игорёк Лапшин, чью психику вы так бережёте, что-то знает, это точно.
– С чего ты взяла? – блеснули очочки. Естественно, они тащились за мной, как я и предполагала.
– А с того, что он дёргается! Ты, может, не в курсе, но я Игорька изучила в прошлом году, пока за одной партой с ним сидела. Живот у него за весь год ни разу не болел. И лицо…
Лицо у Игорька круглое, глаза – искренние. Игорёк, в целом, добрый, как телёнок. И такой же понятный.
– Что лицо? – напомнил Корнеев.
– Лицо, Толик, у Игорька не приспособлено к завиранию! И это не я его травмирую, а сам Игорёк так устроен, что стресс лицом выражает. Когда у Лапшина всё в порядке, лицо его отражает счастливое спокойствие. Как будто он маленький панда в кругу маленьких панд.
– А когда не в порядке? – Толик задумался, припоминая.
– Щёки пятнами, уши красные, глаз дёргается… Втыкаешь теперь? Лапшичкин замешан!
– Задёргаешься тут, когда на тебя так наседают, – сказал Толик.
– Ладно, Корнеев, захвати мой рюкзак тогда. Я за ним вечером заскочу. Или в тамбур нам брось, ты же код знаешь.
– Ты не скажешь, куда собралась?
– Нет, – отрезала я. – Ты, Толик, ведёшь двойную игру. Ты определись сначала, кому ты помогаешь, – мне или Полине-топ.
Я развернулась и решительно зашагала в противоположном от дома направлении.
– Жан… – окликнул Толик.
Но я не обернулась. Я поблажек предателям не даю. Тем более Толика я тоже прекрасно изучила. Он скажет, что, конечно, помогает мне. Но… и Полине заодно. Ведь, если рассуждать в рамках дела (а он всегда рассуждает в рамках дела!), мы обе хотим справедливости. А значит, должны объединиться… Буэ!
Я сжала зубы. И поспешила обратно в школу. Проводить опрос свидетелей.
Глава 4. Я опрашиваю свидетелей
Не знаю, какими методами Полина-топ собирается искать преступника, но я действую прямо. Меня этому научила собственная кошка, щеночек мой.
Столовка расположена рядом с двумя спортзалами: малым и большим. В большом в день кражи шла интеллектуальная игра. А в малом занималась секция таеквондо. Тренер у них зверюга, так что мотыляться туда-сюда во время занятий не позволит. Но кто-то один мог выходить. И кого-нибудь одного заметить. Таеквондистов из подозреваемых я сразу исключила. Как раз потому, что тренер у них зверюга. Пиццы им никак не утащить – слишком долго. Их же ещё спрятать надо. Или съесть, опять же, все три.
Я дождалась окончания тренировки и применила метод Чумички – наскок без расчёта.
– Алё, парни, – сказала я, вваливаясь в раздевалку, – важное дело.
Парни вытаращились на меня, как балерины на рэпера. Они были несколько обескуражены, а некоторые без штанов. Я вывалилась обратно в коридор, краснея на ходу, и твёрдо решила немедленно убежать. Чумичка всегда так делает, когда попадает в неприглядную ситуацию. В общем, я побежала, но… нет.
Кончилось время бегов, конкуренты и так наступают мне на пятки. Профессионала не должны смущать сложные обстоятельства!
Я достала телефон, загрузила на нём фотку и на вытянутой руке сунула его за дверь.
– Кто… – Я закашлялась, набрала воздуха и прокричала: – Кто-нибудь видел этого человека перед тем, как была совершена кража?
– Лапшина? А чего он?
– Мемасик запилил?
– Пацы, дайте глянуть!
– Тимон, покажи!
Мобильник выдернули из моей руки. Я хотела броситься вслед за ним, но вовремя вспомнила, почему этого не следует делать. Однако ребята видели Лапшина! Что и требовалось доказать.
Пританцовывая под дверью, я едва дождалась, когда мне вынесут телефон. Вышел какой-то крепыш, видимо Тимон, – это его голос прозвучал первым – и с подозрением припечатал:
– Мутная ты какая-то.
Я-а-а?! Я – Жанна Ладыжанская, лучший школьный детектив. Ну ладно, пусть это пока под сомнением. Но я добьюсь признания вопреки отсутствию связей, материальных ресурсов и внешней привлекательности.
– А ты чего тут бродишь, возле раздевалки? – набычился крепыш.
– А что, кто-то ещё бродит? – Я тут же почуяла что-то важное.
– Приходила уже одна такая. – Крепыш закатил глаза и сделал руками возле шеи, изображая каре. – Тоже искала.
– Что искала?! – Теперь я сама вытаращилась на крепыша, как рэпер на балерину.
– Известно что. Толстовку. Которую вчера у Дрончика Степанова спёрли. Он её в раздевалке оставил, а после этого турнира заумного – хлобысь! – и нет одёжи. Эта… – И крепыш опять показал каре, нарочно широко распахивая глаза: – Сказала, чтобы не смели на Дрона думать. А кто бы стал-то? Он же не идиот – сам у себя вещи тырить.