Либо вообще не любит костюмов, либо намеренно оделась подобным образом. Однако нельзя было не признать: безыскусный наряд придавал ее облику некую очаровательную мягкость и обезоруживающую наивность.
Плоские белые сандалии с чуть высовывающимися из ремешков крошечными пальцами. Стройные загорелые икры. Стянутая пояском талия. Бедра не обтянуты, а лишь угадываются под колышущейся на ветерке материей. Вот только высокую и одновременно пышную грудь не утаишь, даже если верх платья свободного покроя.
Он не раз испытывал трепет, вспоминая, как той ночью прикасался к этой груди. Ощущения от тех прикосновений были столь живы, что Барт поспешил отвести глаза и посмотрел Деби в лицо. Ее чуть пухлые, аппетитные губы, слегка подкрашенные розовой помадой, стали последней каплей: он не забыл их сладостного вкуса, их аромата.
Барта охватила злость. Он ненавидел себя за свою уязвимость перед ней. Ненавидел свою слабость!
Дебора же презирала себя за то, что как загипнотизированная стояла перед Бартом, пока он без стеснения оглядывал ее с ног до головы. Но что еще хуже — как реагировало при этом сердце! Оно замирало и было готово вырваться из груди, а кровь горячей волной растекалась по телу.
Боже, рядом с Бартом она беззащитна — вот мысль, которая отчаянно билась в голове. Что произойдет, испуганно подумала она, если он сейчас сделает шаг и обнимет? Все ее существо и противилось, и жаждало этого. Жгучий румянец залил ее щеки, предательски выдавая внутреннее волнение.
— Ну что, попалась? — насмешливо бросил Барт. — Краснеешь?
В ответ на его ехидное замечание она побелела как полотно.
— Не понимаю, о чем ты.
Барт рассмеялся.
— Я восхищен твоим умением выпутываться из щекотливой ситуации. Любой другой на твоем месте сгорал бы от стыда, поскольку твое коварство, как говорится, налицо. Мы договорились встретиться здесь в четыре, ты же приехала на час раньше. Безусловно, в надежде снискать расположение моей бабки, прежде чем я успею переговорить с ней.
— Вряд ли тебе выпадет случай увидеть меня сгорающей перед тобой от стыда, Барт, — парировала Деби и как ни в чем не бывало направилась к багажнику машины, чтобы из сумки-холодильника взять торт. При этом руки ее чуть дрожали.
— Ну и хитра! Решила — часок попьешь с Урсулой чайку, пока меня не будет…
— После того как вчера ты грубо оборвал разговор и бросил трубку, я не совсем поняла, во сколько точно мы сговорились собраться, — раздраженно бросила она. — Кажется, ты сказал «днем». Сейчас — как раз день. Так чего ты цепляешься и скандалишь?.. Я надеялась, у тебя хватит такта выслушать хотя бы мои предложения и аргументы. Но ты как был, так и остался грубым и неотесанным. По-моему, тебя как профессионального адвоката это не красит. Да и как человека тоже. Впрочем, о человеческом в тебе и говорить не приходится…
Скрип открывшейся и тут же захлопнувшейся двери старого дома не позволил Барту достойно ответить на тираду, что оказалось даже к лучшему. Ибо Деби задела его за живое и каким-то непонятным образом заставила почувствовать вину за прошлое… Ему почему-то вдруг перестало хватать слов, и он с облегчением переключил все свое внимание на бабушку, которая, опираясь на палку, нетвердым шагом спускалась с крыльца.
За каким чертом Урсуле понадобилась палка? Неужели упала и подвернула ногу? А может, обострился ревматизм?.. Он вдруг отчетливо осознал, как та постарела. Когда-то прямая и подтянутая — будто скукожилась. Черты лица заострились. Волосы неухожены, халат не больно-то опрятен, тапки стоптаны. Выглядит древней старухой, о которой некому позаботиться, всеми брошенной и позабытой.
Сердце Барта заныло: Урсула сильно сдала с тех пор, как он в последний раз навещал ее. Сукин сын, мысленно корил себя Барт, бабушка отказывалась брать у него деньги, а ты не настоял. Мог бы приехать и на Рождество с кучей подарков, а предпочел развлечься. Он спиной чувствовал взгляд Деби и был готов сквозь землю провалиться. Несколько минут назад та намекнула ему на отсутствие человечности, но была бы абсолютно права, назвав… назвав подлецом.
Урсула одолела последнюю ступеньку, прислонила к перильцам крыльца свою палку и приветственно взмахнула рукой. Глаза ее светились радостью, хотя губы при этом кривились в укоризненной усмешке.
— Барт, — строго произнесла она. — Почему ты не сообщил мне о своем приезде? Что же ты стоишь, иди сюда!