Несколько часов спустя, когда в дом Айверсов постучался констебль, Джулиане пришлось смириться с тем фактом, что Син умышленно отстранился от нее и ее семейства. Вспоминая те ужасающие минуты, когда кузен целился ему в голову, она поняла, что Син и его друзья заманили лорда Данкомба в ловушку. Но тут вмешались обстоятельства…
Джулиана на цыпочках прокралась к спальне и уже занесла кулачок, чтобы постучать, но, передумав, открыла дверь. Баталию, которую она затевала, нельзя было выиграть честно.
Она вошла в темную спальню.
— Тебе лучше поспать.
Джулиана, признаться, ожидала не такого приветствия, но она готова была пойти на уступки. Она вернулась в коридор и вошла в спальню уже с зажженной лампой.
— Добрый вечер, Синклер, — приторным тоном прощебетала она. — Спасибо, что справился о моем здоровье.
Лампу она поставила на столик у кровати Сина.
Маркиз, выругавшись, отвернулся и обмотал чресла простыней: Джулиана не предполагала, что он спит голый.
Он присел на край кровати и протянул ей руку. Она вложила в нее свою и поморщилась от его железной хватки.
— У тебя ничего не болит?
Она криво усмехнулась.
— Только душа. Мне очень стыдно: я никогда не падала в обморок. Это оказался весьма пугающий опыт.
Джулиана надеялась вызвать на его лице улыбку, но только усугубила ситуацию.
Разглядеть лицо Сина в полутьме было сложно, но он уж точно не улыбался. Когда-то такой взгляд ее бы отпугнул.
— Твой кузен умер.
— Я знаю, — тихо вымолвила она, усаживаясь рядом с ним. — К нам приходил констебль.
Син устало вздохнул.
— Будет проведено официальное расследование, но я сомневаюсь, что суд признает Фроста виновным. В конце концов, он спас кому-то из нас жизнь.
Джулиана кивнула. Она сомневалась, что сможет когда-нибудь подружиться с лордом Чиллингсвортом, но была очень признательна ему за своевременную помощь.
— Ты боялся, что я буду винить тебя?
Син поигрывал ее золотистой прядью. Она не стала закалывать кудри, ибо знала, что ему больше нравятся распущенные волосы.
— Мы планировали выманить Данкомба. Я рассчитывал, что он пойдет за нами, но не ожидал ощутить дуло пистолета затылком.
Джулиана хихикнула, касаясь его губ. Син опрокинул ее на спину и уперся рукой в матрас, чтобы она не могла встать.
— После обморока ты, должно быть, слегка повредилась разумом, если находишь это смешным.
В ее зеленых глазах, подернутых пеленой слез, проплывали страшные картины этого вечера.
— Меня ничуть не насмешило желание кузена застрелить тебя. Или меня.
Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, когда лорд Данкомб прицелился в нее.
— Больше ни слова. И забудь о том, что могло случиться, но не случилось, — посоветовал Син, ласково убирая пряди с ее лица. — Ты не несешь ответственности за поступки своего кузена.
— Ты тоже.
Он прищурился, осознав, как ловко она вложила свои слова ему в уста.
— А ты у меня смышленая!
— У меня был достойный учитель. Я несколько недель осваивала твои методы, — похвасталась она.
Взгляд его просветлел. Он сбросил ее накидку и в изумлении уставился на то, что оказалось под нею.
— Господи, как тебе могло прийти в голову идти по Лондону в ночной сорочке?!
— Ох, не будь ханжой! — укорила его Джулиана. — Сорочка у меня до самых пят. Хембри даже не заметил, во что я одета, когда впускал меня в дом.
Ее непринужденность возбуждала Сина. Он чуть приподнял ее и уложил поудобнее.
— Если твоя мать прознает об этой выходке, то запрет тебя в спальне на целый месяц.
Джулиана прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Ее любимый негодяй говорил точь-в-точь как сварливый муженек. Она дерзким щелчком поддела его подбородок.
— Если женишься на мне, не запрет.
Син окаменел.
Джулиана смело стащила с себя ночную сорочку и швырнула ее на пол, а затем, не говоря ни слова, раскрыла кулак. На ладони ее лежало крошечное белое перышко, которое Син выбросил в тот жуткий вечер в театре.
Он сразу его узнал.
Джулиана блаженно заскулила, когда Син отпустил простыню, прикрывавшую его чресла, и обрушился на нее всем своим горячим обнаженным телом. Перышко, недолго потанцевав в поднятом им вихре, спикировало на пол.
Напрочь забыв о нем, Джулиана застонала, почувствовав касание напряженного члена. Она согнула колени и раздвинула ноги, приглашая его внутрь себя.
— Меня несложно уговорить, — пробормотал он, впиваясь поцелуем ей в губы.
Через несколько умопомрачительных минут она страстно прошептала:
— Я люблю тебя, Син! — Вонзившись ногтями ему в спину, она приняла его целиком. Джулиана хотела, чтобы он понял: его порочная половина была ей столь же дорога, как и вторая, нежная, ведь нежность он дарил ей одной.
Карие с прозеленью глаза Сина ликующе горели, когда он гладил Джулиану по щеке и говорил:
— А я люблю тебя, моя прекрасная колдунья.