Она воспринимала жизнь чересчур серьезно. Он сразу это понял, как только увидел ее. Он восхищался ее сдержанностью, хотя подозревал, что строгий контроль над эмоциями может легко перерасти в горечь, если она не научится расслабляться. Она была молодой, отзывчивой, полной жизни. Но не ведала радости.
Он отстранился от нее в ту минуту, когда она была особенно беззащитна перед пробудившейся в ней внезапной страстью. Неудивительно, что она избегает его взгляда. Непростительность допущенной ошибки уязвляла его мужскую гордость. Он любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. Всему виной его шутовской наряд. Ему не следовало изображать ее слугу. Эта ошибка не должна повториться.
Когда снова вспыхнул свет, у Филаделфии разболелась голова. Она чувствовала себя неуютно под обращенными на нее взглядами совершенно незнакомых людей.
— Мне нужно глотнуть свежего воздуха, мадам Ормстед. Прошу простить меня. — Она поднялась.
— Ни за что не прощу. Если вы выйдете сейчас в фойе, вас затопчут ваши поклонники. Мы останемся здесь и попросим Акбара выбрать для нас нескольких посетителей. Садитесь, дорогая. Вам нечего там делать.
Филаделфия опустилась в кресло, с упреком посмотрев на Эдуардо. Это по его вине она оказалась в такой ситуации.
Раздался стук в дверь ложи, и леди Хедда едко улыбнулась.
— Узнайте имя нашего визитера, Акбар.
Он кивнул и на несколько секунд скрылся за дверью.
— Это Генри Уортон, мэм-саиб. — Улыбка Хедды смягчилась.
— Мой племянник? Впустите его. Герберт, мой мальчик! Давай входи. — В ложу вошел высокий молодой человек в вечернем костюме. — А где твоя глупая мать, Герберт?
— Я Генри, тетя Хедда, — ответил молодой человек, и его лицо с правильными чертами слегка покраснело. — Мама чувствует себя прекрасно. — Он перевел взгляд на красивую молодую леди, сидевшую рядом с теткой, и нерешительно добавил: — Но сегодня ее в театре нет.
— Слава Богу! — воскликнула Хедда. — Ненавижу болтать с твоей матерью. Она слишком глупа. Я знаю, что не принято плохо говорить о людях у них за спиной, но твоя мать отказывается признавать свою глупость и продолжает безапелляционно судить обо всем на свете. Что ты таращишь на меня глаза, Делберт? Скажи что-нибудь.
— Я Генри, тетя, — с жалкой улыбкой повторил молодой человек. — Я очень рад встрече. Семья совершенно отчаялась видеть вас снова на публике.
— Это еще почему? — спросила Хедда, поднимая лорнет. — Разве леди зазорно довольствоваться своей собственной компанией, когда общество не может предложить ей ничего интересного? Оставаясь в своем особняке, я спасаю себя от бремени одних и от грехов других. — Она внезапно повернулась к двери. — Акбар? Мне нужно чего-нибудь освежительного. Принеси три стакана, если Гарольд перестанет наконец изображать из себя денди и присядет.
— Слушаюсь, мэм-саиб, — с поклоном ответил Эдуардо. Хедда с самодовольной улыбкой посмотрела на племянника.
— Что ты о нем думаешь?
— Он ваш слуга, тетя?
— Еще что?
— Когда он открыл дверь ложи, я принял его за переодетого лакея.
— Он слуга моей гостьи. — Хедда впервые с момента прихода племянника в ее ложу вспомнила о Филаделфии. — Мадемуазель Ронсар, позвольте вам представить Горация Уортона. Гораций, это моя гостья мадемуазель Ронсар.
Молодой человек встал в полный рост, затем официально поклонился:
— Очень приятно познакомиться, мадемуазель. Я Генри Уортон.
— Неужели я так много прошу? — возмутилась Хедда, нетерпеливо глядя на дверь. — Где Акбар? Этот человек удивительно медлителен, если, конечно, он не бежит выполнять ваши поручения мадемуазель.
— Он делает все возможное, — ответила Филаделфия и переключила свое внимание на Генри. — Я тоже очень рада познакомиться с вами, месье Анри Уортон. — Она специально произнесла его имя на французский манер.
Ее голос произвел на Генри неизгладимое впечатление. Он потрясенно улыбнулся.
— Я всегда ненавидел свое имя, мадемуазель, но в ваших устах оно звучит как музыка.
Если бы он не выглядел при этом таким серьезным, Филаделфия непременно бы рассмеялась.
— Merci, месье Уортон. Вы слишком добры ко мне. Боюсь, что мой английский оставляет желать лучшего.
Генри сел рядом, слегка наклонившись к ней.
— Вы можете произносить мое имя, когда захотите и сколько вам будет угодно, мадемуазель.
В это время вернулся Эдуардо, и ему сразу не понравилось, что Генри Уортон наклонился к Филаделфии. Он не слышал их обмен любезностями, но сразу понял, что девушку пытаются покорить. В считанные минуты она совершенно очаровала молодого человека.
С непонятным раздражением он подошел к ним и сунул между ними поднос.
— Ваш освежительный напиток, мэм-саиб. — Тон его был вежливым, но взгляд, каким он удостоил Генри, был столь свиреп, что тот отпрянул.
— Сначала обслужи мадам Ормстед, Акбар, — с упреком сказала Филаделфия.
— Как прикажет мэм-саиб. — Он слегка поклонился и, вновь одарив юношу свирепым взглядом, протянул поднос почтенной даме. — Может, мэм-саиб хочет, чтобы я избавил ее от присутствия этого мужчины?
— Наоборот, — ответила Филаделфия. — Он же племянник мадам Ормстед, Акбар Месье Уортон, Акбар мой преданный слуга
Генри посмотрел на отталкивающее бородатое лицо и что-то невнятно ответил. Только когда Акбар, обслужив всех, занял свое место у двери, Генри, наклонившись к своей тетке, прошептал:
— Вы уверены, тетя, что держать такого типа под своей крышей небезопасно?
— Никогда еще не чувствовала себя в большей безопасности, — ответила та, весело рассмеявшись. — Он просто чудо Может, не всегда учтивый, но не подхалим. Ему нет равных в управлении каретой и приготовлении чая. В Дели он заведовал хозяйством и в его подчинении было более сотни слуг Одна ошибка, допущенная кем-нибудь из них, и чик! — Своей маленькой пухленькой ручкой она чиркнула по шее.
Челюсть Генри Уортона буквально отвалилась. Филаделфия тоже была ошеломлена словами миссис Ормстед. И только Эдуардо довольно улыбался.
— Единственное, чем славится этот город, так это сплетнями, — заметила Хедда со счастливой улыбкой ребенка на лице. — Неужели вы думаете, что мои слуги не разузнали все, когда я посылала их в отель за вашими вещами?
— Конечно, мадам, — ответила Филаделфия, нерешительно посмотрев на Генри. — Но боюсь, что слухи несколько преувеличены Как вы считаете, Анри?
— Да, разумеется, — ответил Генри, с опаской посмотрев в сторону Акбара и получив взамен все тот же свирепый взгляд. — Но если парень не знаком с нашими обычаями, да к тому же варвар, то…
— Пусть он иностранец и варвар, но не дикарь, Дервуд, — ответила Хедда строгим голосом. — Тебе надо больше путешествовать, племянник. Мадемуазель Ронсар за свою короткую жизнь совершила почти кругосветное путешествие.
Филаделфия сочувственно улыбнулась Генри, чье простодушное лицо выражало полное благоговение.
— Если бы не Акбар, то я сама никогда бы не решилась на такой подвиг.
Воцарилась мертвая тишина, во время которой Хедда думала с досадой, что ее племянник унаследовал глупость своей матери, а Филаделфия сожалела о неудачной шутке. Внезапно лицо Генри просияло и стало совсем мальчишеским.
— Дошло! — воскликнул он. — Вы просто дразните меня, мадемуазель!
Филаделфия пожала плечами, не задумываясь над тем, у кого она переняла эту привычку.
— Совсем немножко, месье. Разве леди не позволяется такое?
— Безусловно, позволяется.
— Господи! — воскликнула Хедда и перевела свой лорнет на другие ложи. Генри разочаровал ее. За какие-то две минуты он выставил себя круглым дураком. И хотя ее гостья делала все возможное, чтобы вытащить его из дурацкого положения, он все равно являл собой жалкое зрелище.
Филаделфия поддерживала беседу с Генри, пока, к ее облегчению, свет в зале не погас, занавес поднялся и начался третий акт. Она была удивлена, когда молодой человек, вздрогнув, вскочил. Похоже, тетка ущипнула его, если, конечно, такое возможно.