«Ну, давай!» — сказал себе Клинг.
Он посмотрел на Огасту.
— Во сколько вы ушли из ресторана? — спросил он.
— Берт, в чем дело? — неожиданно сказала Огаста.
— Что ты имеешь в виду? — сказал Клинг. Сердце у него заколотилось.
— Я имею в виду — в чем дело? Во сколько я ушла от Бианки, во сколько я ушла из ресторана… Какого черта?
— Мне просто любопытно.
— Ах, тебе просто любопытно? Это что, профессиональное заболевание? Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
— Да? В самом деле? Неужели любопытство…
— Если тебе, черт возьми, так интересно, во сколько я ушла оттуда-то и оттуда-то, отчего бы тебе в следующий раз не поехать вместе со мной, вместо того чтобы разыскивать по всему городу какие-то пилюли?
— Какие пилюли?
— Ты что-то говорил насчет секонала, каких-то там…
— Он был в капсулах.
— Да плевать мне, в чем он там был! Я вышла от Бианки в семь часов двадцать две минуты четырнадцать секунд! Устраивает? Я села в черный «Бьюик-Регал» с номером…
— Ладно, ладно…
— …с номером ноль-ноль-семь, Берт, а за рулем сидел владелец автомобиля, некий Филипп Сантессон, художественный руководитель театра…
— Ну ладно, хватит!
— …«Уинстон, Лойб и Фильдс», и с ним была его жена, Джун Сантессон. Подозреваемое средство передвижения проследовало в Чайнатаун, где мы и присоединились к остальным участникам сборища в ресторане, который называется «У А-Вонга». Мы заказали…
— Гасси, прекрати!!!
— Нет, черт возьми, это ты прекрати!!! Я ушла из этого гребаного ресторанчика в десять тридцать, поймала такси на Акведуке и поехала прямиком домой, к своему любящему супругу, который в ту же минуту, как я вошла, устроил мне допрос с пристрастием! — орала Огаста, тыкая пальцем в сторону входной двери. — Берт, какого черта?! Если у тебя что-то на уме, так скажи прямо, в чем дело! А иначе заткнись! Я устала играть в полицейских и воров!
— Я тоже.
— Ну и в чем дело?
— Ни в чем, — ответил он.
— Я говорила тебе о вечеринке. Я говорила, что нам надо было быть там…
— Я знаю, что ты…
— Нам надо было быть там в шесть, самое позднее — в полседьмого.
— Ну да, я помню…
— Ну ладно, — сказала она и вздохнула. Весь ее гнев внезапно куда-то улетучился.
— Извини, — сказал он.
— Мне хотелось заняться любовью… — тихо сказала Огаста. — Когда я вернулась домой, мне хотелось заняться любовью…
— Извини, солнышко…
— А вместо этого.
— Извини… — Он поколебался. Потом осторожно сказал: — Но мы и сейчас могли бы заняться любовью.
— А сейчас — нет, — ответила она.
— Но почему?
— У меня только что начались месячные.
Клинг посмотрел на нее. И внезапно понял, что весь ее рассказ о вечеринке у Бианки, и о поездке через город с Сантессонами, и об обеде у А-Вонга, и о такси, которое она поймала на Акведуке, был ложью. Она нагло врала ему в лицо, как врет убийца, застигнутый с дымящимся пистолетом в руке.
— Ну ладно, — сказал он. — Как-нибудь в другой раз.
Пошел и снова включил телевизор.
Глава 4
Если бы у всех копов выходные были в один и тот же день, некому было бы дежурить на улицах и всякие бандиты тут же распоясались бы. Логично? Логично.
Поэтому копы работают по гибкому графику. Вот почему выходные Клинга далеко не всегда совпадали с выходными Кареллы. График дежурств полицейского участка загадочен и непонятен, как древний свиток с берегов Мертвого моря. А ночные смены усложняют дело еще больше. Ночные смены — это все равно что примечания на санскрите. А самое удивительное в этом графике то, что любой коп, едва бросив взгляд на таблицу, тут же точно скажет вам, когда у него в этом месяце выходные. Когда выходные выпадали на субботу и воскресенье, как у всех нормальных людей, это считалось необыкновенной удачей. Такое бывало только раз в месяц. На этой неделе у Клинга были выходные в понедельник и вторник, а сейчас было воскресенье, и у него снова был выходной. И у Огасты тоже. Только Огаста отправилась навестить фотомодель, которую звали Консуэла Геррера. Консуэла свалилась с гепатитом и сейчас лежала в роскошной больнице «Физишенс Павильон». Клинг не стал возражать — он все равно намеревался сегодня поработать.