— Детектив Карелла, — представился он. — Это дело веду я.
— Можно войти? — осведомилась она.
— Да, пожалуйста, — сказал Карелла, встал, обошел зеленые шкафы с папками и открыл перед ней дверцу в барьере. Дженеро, сидевший на противоположном конце комнаты, поднял голову от своей пишущей машинки и оглядел женщину с головы до ног, особенно пристально рассмотрев последние. Теперь и Карелла заметил, что ноги у нее очень стройные. Женщина уселась на стул рядом со столом Кареллы, закинув ногу на ногу, и Дженеро невольно присвистнул. Женщина как будто и не услышала. Мейер, сидевший за своим столом в кругу детективов, которые внимательно слушали разработанный им план операции, поднял голову и грозно посмотрел на Дженеро. Тот пожал плечами и снова принялся печатать.
— Я Джессика Герцог, — сказала женщина. — Я когда-то была замужем за Джереми.
— Здравствуйте, — сказал Карелла и умолк, выжидая продолжения. Джессика окинула взглядом комнату, словно желая оценить обстановку перед тем, как сказать что-то еще. Дженеро снова оторвался от своей пишущей машинки. На этот раз он уставился на ее грудь, видневшуюся в глубоком вырезе белого платья, полную и крепкую. Через секунду он потянулся за ластиком.
— Мне позвонил брат в субботу, — сказала Джессика. — Сказал, что завтра похороны. Думал, может, я захочу прийти. Но я, естественно, не могла там появиться. Мы ведь уже скоро шестнадцать лет как разведены. При всем моем уважении, это было невозможно.
— Почему, мисс Герцог?
— Ну как же, из-за Энн, разве вы не понимаете?
— Боюсь, что нет.
— Это ведь из-за Энн он меня тогда бросил. Я подумала, что может выйти неловко, понимаете? Прийти на похороны вместе с его нынешней женой?
— Да, кажется, теперь я понимаю…
— Поэтому я сказала, что не смогу прийти. Надеюсь, Мартин меня понял.
— Мартин?
— Ну да, мой брат. Это ведь он познакомил меня с Джереми, когда я только что приехала сюда.
— Простите, мисс Герцог, но откуда, собственно, вы приехали?
— Из Израиля.
— А-а!
— У меня до сих пор ужасный акцент, я знаю.
— Да нет, что вы! — сказал Карелла.
— Нет, я знаю, так что не обманывайте, пожалуйста. Я здесь уже девятнадцать лет и до сих пор не научилась как следует говорить по-английски. Я приехала сюда продавать израильские облигации — я тогда была капитаном израильской армии, — пояснила она, и Карелла вспомнил, как она только что оглядела комнату — словно оценивала позицию. — Ну, это было давно, мне тогда было только двадцать два. Я осталась жить тут, но время от времени езжу в Тель-Авив. У меня там мать. Но все мои друзья теперь тут, и брат, конечно, тоже. Мне было бы трудно вернуться туда насовсем.
— Так вы говорите, с мистером Ньюменом вас познакомил брат?
— Да. Мы полюбили друг друга и поженились. А через два года он встретился с Энн и попросил меня о разводе. Бывает, знаете ли.
— Бывает, — согласился Карелла. Зачем же она все-таки пришла? Он ждал.
— Брат мне сказал, что Джереми умер от снотворного. От того, что принял смертельную дозу снотворного.
— Да, это было установлено при вскрытии.
— Да, но этого же не могло быть, понимаете?
— Не могло? Почему?
— Ну, понимаете, я была за ним замужем всего два года, но когда живешь с человеком, то узнаешь его очень близко, и я вам говорю, что Джереми не мог бы принять даже одной таблетки снотворного, не то что такую огромную дозу, какую он якобы принял.
— Двадцать девять, — сказал Карелла.
— Не может быть, — сказала Джессика. — Только не Джереми.
— Не понимаю.
— Видите ли, он дико боялся лекарств. Это у него с тех пор, как он был подростком. Доктор прописал ему таблетки стрептомицина, а у него оказалась жуткая аллергия, и он едва не умер. Поверьте мне, Джереми не смог бы добровольно проглотить какие бы то ни было таблетки. Я знаю. Я жила с ним. Можете мне поверить, он даже аспирин не принимал. Он готов был скорее промучиться целую ночь, чем проглотить таблетку аспирина. Он говорил, что его стошнит. Как же мог человек, который так боялся таблеток, принять смертельную дозу лекарства?
— Но ведь это безболезненная смерть, мисс Герцог. Отравление барбитуратом…
— Только не для Джереми! Только не таблетки. Для него это не было бы безболезненным. Он бы раньше умер от страха.
— Понятно, — сказал Карелла.
— Я как раз на прошлой неделе говорила с Джонатаном, — продолжала она, — о том, как его брат боялся таблеток. Мы еще смеялись над этим, когда я была за ним замужем, — над тем, как Джереми бледнел, стоило только упомянуть при нем о каком-нибудь лекарстве. Конечно, его брат Джонатан об этом помнил. На самом деле, удивительно, что он сам к вам не пришел. Он у вас был?