Я посмотрела на Дональда.
— Еще как при чем, — сказала я, — я слышала, как вы смеялись.
— Ай-ай-ай, плохие мальчики, — с самодовольной ухмылкой сказал Кевин.
— Вы бы лучше сказали нам, где белье.
В данный момент я никакого смущения не чувствовала, а они как раз были в некотором в замешательстве.
— О-ох, — сказал Дональд, — так, значит, хулиганы трусики утащили?
Он смущенно улыбнулся мне из-под очков.
— Я слышал, — сказал Сэм, — что они запихнули их в морозилку.
— Да, я тоже это слышал, — сказал Дональд.
— Да наплевать на трусы, — сказал Кевин, — давайте уже репетировать.
— А мне не наплевать на трусы! — осмелела я. — Если вы, вонючки, всю неделю ходите в одном и том же, это не значит, что девушки тоже так делают.
— Ну… — Кевин явно смутился.
— Лучше бы вы поскорее вернули белье, иначе все девчонки объявят забастовку, — не отступалась я, — и этот квартет, кстати, превратится в трио.
— Хорошо, хорошо, — сдался Кевин, — мы же этого не хотим, ребята, да? Клянусь, трусики в ближайшее время вернутся.
— Будет сделано, капитан, — хором сказали Дон с Сэмом.
Настоящим лидером нашего джаз-бэнда был Дональд. Даже Кевин признал, что Дональд за клавишными — король. Я не знала, что он играет еще на чем-либо, кроме флейты и саксофона. Он немного помялся, потом сказал:
— Давайте начнем с того, что все знают. Ханна, ты как, любишь джаз?
Я кивнула, я правда очень люблю джаз.
— Ну, с чего начнем?
Сэм стал щипать струны контрабаса.
— «Yesterday», — сказал он.
Это точно все знают.
Фух.
И Дональд повел нас всех. Я просто следовала за ним и немного импровизировала, когда чувствовала, что так будет удачней.
Мы закончили.
— Великолепно! — воскликнул Кевин. — Ханна, да ты звезда! Ты такая естественная! Ты это знаешь?
— Я люблю импровизировать, — ответила я, — и джаз обожаю.
— Да, это видно, — сказал Дональд. И он с триумфом посмотрел на Кевина. — Видишь? Я же говорил, что именно Ханну надо было звать!
— После Джессы, — добавила я.
Кевин кашлянул.
— Ну, я знал, что Джесса уже занята, — сказал он.
— Я не хотел Джессу! — уточнил Дональд. — И слава богу, что она была занята. Я сказал позвать Дак. Кевин, иногда ты просто невозможен.
Я порадовалась: Джесса будет на седьмом небе, когда узнает, что Кевин хотел пригласить ее вопреки инструкциям.
Был сырой воскресный день, и нам разрешили поваляться утром подольше — либо идти в церковь. Адела, на удивление, пошла к мессе, а это означало, что к ланчу она не успеет. Я вдруг поняла, насколько жизнь спокойнее без нее. Мы репетировали в камерных группах — я была со старшими, с тремя классными парнями. Мой праведный гнев по поводу трусиков давал мне преимущество: ребята чувствовали себя виноватыми и были как-то особенно вежливы. Может, поэтому я легко справилась с застенчивостью. Но что самое важное — они относились ко мне как к равной, как к специалисту по джазу! Джесса оказалась права — Кевин и правда отличный ударник и первоклассный парень. Мне нравилась манера его игры: он был абсолютно расслаблен и спокоен, и так сексуально двигал плечами. Когда мы играли без нот, я смотрела на него, пытаясь предугадать, как он изменит ритм. Я любовалась его мускулами, сильным торсом, загорелой кожей.
А каков Дональд! Он почти все время вел нас на клавишных и совершенно преобразился. Когда он играл на флейте, пальцы у него были какие-то неловкие, движения скованные, — теперь же за клавишными Дональд сидел свободно, склонив голову, потряхивал длинными волосами или откидывал голову назад с блаженной улыбкой на лице. Грандиозно! Нет слов! Оказывается я влюбилась в гения! Я чувствовала себя такой маленькой, скромной и была бесконечно благодарна ему за то, что он пригласил меня. Как мне в голову могло прийти, что он нелепый?
Сэм был какой-то тихий. Он просто привычно играл на своем контрабасе. Он, как и я, ловил сигналы от Кевина и Дональда. Сэм высокий, с темными тяжелыми бровями и серьезным лицом, которое изредка озаряется жизнерадостной улыбкой.
На этих занятиях у меня впервые появилась возможность реализовать себя. С ранних лет я могла верно повторить любую мелодию. Я не понимала, почему это удивляет других — ведь все так просто. Мне не составляло труда читать ноты с листа, но гораздо интереснее было играть в вольном стиле. В детстве я часто мысленно сочиняла музыку. И вот сейчас я делаю это по-настоящему. И опять вокруг удивляются. Но это уже не друзья моих родителей. И родительские амбиции тут ни при чем. Я сижу тут, в классе, с лучшими парнями на курсе. Счастлива ли я? Да была ли я счастлива раньше? Пусть эта репетиция никогда не кончается!