А «скорую»-то глава не зря выслал. По раскалённому асфальту идти оказалось невозможно. Ноги чуть ли не вязли в размягчённом асфальте, а те, у кого была крепкая подошва, оставляли на шоссейке следы. Крестный ход сбился на обочину и двигался медленно, но упорно. Как только появилась «газелька», туда попрятали детей. Тяжелее всех, наверное, приходилось спортсменам, нёсшим носилки с иконой и хоругви. Им помогали на подсменке мужики, но мужиков было немного. Стали отставать старухи. Сделали один привал, дожидаясь отставших.
Подъехала машина «скорой помощи» и отец Василий предложил тем, у кого совсем не осталось сил, уехать.
— Нельзя, — говорил он, — стремиться совершить подвиг, паче сил. Это — гордость.
Спортсмены переглянулись.
— А сам-то ты, батюшка, как идёшь? — спросил кто-то.
— Не знаю, — честно признался отец Василий. — Иду за Богородицей и всё Её слёзку вижу.
— Вот и мы так же…
Отец Василий окропил всех водой. Все, кто хотел, в общем-то уехали ещё от колка. В крестном ходе оставалось чуть больше сотни народа да десятка полтора детей в «газели». Спортсмены подняли носилки с иконой и крестный ход двинулся дальше.
Отец Василий, и правда, не понимал, как идёт. Его терзали сомнения, правильно он поступил, начав исповедовать в поле, из-за чего теперь приходилось идти в самый жар. Но уж больно силён оказался порыв. А ведь были и такие, кто исповедовался первый раз, а многие не исповедовались по году и больше. Отец Василий и обычную-то исповедь переносил тяжело, в большие праздники старался поисповедовать прихожан с вечера, но всё равно оставались те, к которым приходилось выходить после «Отче наш…», и потом батюшка несколько минут сидел в алтаре и приходил в себя, прежде чем подойти к Чаше.
Да ведь завтра же Литургия. Как хорошо было бы причастить тех, кого он исповедовал сегодня! Откуда и где силы?
Как же тут разобраться, Господи, где воля Твоя? Как узнать-то простому человеку? Чту эти слёзы, которые все видели? И этот гром, который слышали все? Ты ли это? Или это Твой противник лукаво глумится, а теперь потешается в сторонке?
Господи, не оставь нас, даже, если впали в грех, не оставь. Как мы доверчивы, податливы… А я-то, я-то, старый дурак, обрадовался: Господь мне чудо явил… Да кто я такой-то! Господи, как же мне людей привести… Господи, не дай пропасть. Вот они, без сил, а идут. За Твоим Крестом, Господи, идут, верят. Не оставь, Господи! Пусть будет воля Твоя!
Только крестный ход поднялся со второго привала, как тётке Вале, досиживающей предпенсионный год на почте, стало плохо. И вроде тётка-то крепкая, огород у неё, скотина, сама кого хошь погоняет, а тут завалилась набок, беззвучно хватая ртом воздух. Тут же, как ждали, подскочили медики из «скорой», упрятали тётку и увезли.
Отец Василий, шедший впереди, и не обратил сразу внимание на мешкотню сзади, а только, когда «скорая» с сиреной просвистела мимо, остановился.
— Как же так, что же меня не позвали, надо было водичкой, водичкой окропить…
— Да мы сами не поняли, она шла-шла и вдруг давай падать… А эти подхватили и фьють…
Через полчаса ещё двум женщинам стало плохо. Их уложили на обочину, отец Василий окропил святой водой, поднесли икону Богородицы. Дождались «скорой». Как женщины ни убеждали, что им полегчало, отправили в село и двинулись дальше.
«Господи, сохрани, — повторял отец Василий. — Я — грешен, я — виноват. Меня забери, а их, которых Ты дал мне, сохрани».
Словно за толстым гнутым стеклом, показалось село. Отец Василий объявил привал.
— Дети, простите меня, — обратился он к лежащей на обочине пастве. — Простите за то, что я вам скажу сейчас. Я скажу, а вы поступайте, как подскажет совесть. Вот мы приближаемся к родному селу. Я знаю, вам трудно, но ведь на то мы и трудники. Для чего мы ходили с вами в крестный ход? Мы просили дождя. Потому что знаем, что, если не будет дождя, погибнет урожай и у нас не будет хлеба, погибнет всё, на чём зиждется наше материальное благосостояние. Вот об этом своём благосостоянии мы и шли просить. Мы шли просить за себя. А как надо было? Надо было всё делать ради Бога. Вы спросите, а зачем Ему нужно, чтобы вот так мы изнуряли себя? Ему это не нужно. Но Он видит нас, видит, что мы ради Него, а не ради себя готовы претерпеть, и Он, конечно, состраждет нам. То есть мы о Нём страдаем, а Он — о нас. Простите, и сказать толком не умею. В общем, не дождя нам надо было просить, а чтобы Он не оставлял нас. И тогда мы увидим, что Он среди нас, вот здесь идёт вместе с нами. А когда с нам Бог — кто против нас? Давайте войдём в село как победители.