— Стойте! — остановил отец Василий ретивых помощников. — Так нельзя. Вы бы ещё с молотком на Божию Матерь пошли.
Мужики переглянулись. Один спросил:
— А где молоток?
Отец Василий вздохнул.
— Идите сюда, — и вокруг него неожиданно собралось человек тридцать. — Давайте помолимся, — сказал отец Василий. — Принесите-ка подставочку, — а сам сходил в алтарь за акафистником. Вернувшись, торжественно пропел: — Благословен Бог наш, всегда ныне и присно и во веки веков! Аминь. — Потом оглянулся на прихожан и взмахнул рукой: — Царю Небесный…
Прихожане подхватили и эта дружность так умилила отца Василия, что он почувствовал подступивший к горлу комок и следующие молитвы читал тонким, почти юношеским ломающимся голосом. По ходу акафиста голос его креп и в какой-то момент он заметил, что почти не заглядывает в книгу, а слова идут сами, некоторые из них он повторял, другие усиливал голосом, особенно трепетно вышло, когда акафист подходил к концу:
— О Всепетая Мати, рождшая всех святых Святейшее Слово, приими ныне малое сие моление и, величия ради благости Твоея и бездны щедрот Твоих, не помяни множества грехов наших, но исполни во благих прошения наша, подавающи телу здравие, души спасение, избавляющи от всякия нужды и печали и Царствия Небеснаго наследники сотворяющи всех верно вопиющих Богу: Аллилуиа.
За спиной слышались всхлипывания.
— Со умилением сердец коленопреклоненно Пресвятой Богородице помолимся, — отец Василий упал на колени и за ним прошелестело, слово шум крыльев.
После молитвы, поднявшись с колен, отец Василий подошёл к иконостасу, припал к иконе, обнял Её и вдруг руки сами нашли то ли крючок, то ли защёлку. Отец Василий надавил попавшуюся штуковину и почувствовал всю тяжесть сходящей на него иконы.
Больше всего, конечно, были поражены тягавшие до этого икону мужики. Старушки крестились и плакали. Все подходили и целовали Заступницу. Скоро отец Василий почувствовал, как слабеет и вот-вот может упасть.
— Подите сюда, — подозвал он мужиков. — Держите.
К вечеру для Казанской сколотили специальные носилки, а для Спасителя приготовили специальный рушник.
С утра на улице было благодатно и радостно. Тени были длинны, трава в них не выглядела такой пожухлой и жёлтой, обдувал лёгкий ветерок, а поднимающееся солнце не казалось злым. Отец Василий вышел к храму в семь часов, чтобы ещё раз проверить приготовленное накануне. Вчерашние заботы неожиданно принесли ощущение праздника. И это праздничное настроение несколько смущало батюшку: вроде как беда, собрались идти Бога молить о заступничестве и спасении, а тут — праздник.
Подойдя к храму, отец Василий изумился: там уже кучковался народ, рассевшийся в теньке кладбищенского забора. Завидев батюшку, люди поднялись и потянулись под благословение.
— Вы чего в такую рань-то? — спросил, благословляя, отец Василий.
— Так мы самые дальние в округе, а дальние быстрее всех доходят.
Через полчаса изумление отца Василия выросло ещё больше — столько народу и на Пасху не собиралось. Ровно без пятнадцати пришёл отряд из спортивной школы, которому предстояло посменно нести носилки с Богородицей и хоругви. Без пяти приехало руководство волости. Машины пришлось оставлять в стороне и, пока шли к храму, почти сливались с народом, если бы, конечно, не въевшаяся унифицированность в одежде, словно соблюдался некий дресс-код — тёмные штаны, пёстрые серенькие рубашки с короткими рукавами и белые бейсболки с длинными козырьками, закупленные, видимо, накануне в сельмаге.
Семён Алексеевич ощущал себя несколько непривычно. С одной стороны, было нормально, что его узнавали, здоровались, давали дорогу, кто-то попытался пожать руку, кто-то благодарил и невольно, само собой, отмечалось, что хорошее и нужное мероприятие организовали в районе. С другой стороны, несмотря на то, что вчера, и правда, пришлось вплотную позаниматься оргвопросами, даже распоряжение по доскам для носилок, на которых сейчас стояла большая икона, пришлось отдавать самому да ещё до позднего вечера теребить глав поселений по явке и т. д. и т. п., он не чувствовал себя здесь хозяином. Ему уже ничто не подчинялось, даже ребята из спортшколы. Иная сила главенствовала тут и он никак не мог понять, в чём эта сила, перед которой невольно возникал трепет. Но страха, как, например, полгода назад, когда в район приезжал губернатор, не было.