— Я пошо люблю, — промычал Баба-Тим с набитым ртом. — Люблю. И бобы. И мясо всегда люблю. И вареник. Теперь. Неси второй.
— Тот ребятам. Ешь лепешки.
— Я лепешки люблю. И бананы. И сок. И финики, — бубнил Баба-Тим, поглощая все, до чего дотягивались его длинные, как удилища, руки, с быстротою хорошо отрегулированной молотилки.
В разгоревшейся помаленьку затрапезной дискуссии о достоинствах той или иной кухни не приняла участия лишь сама стряпуха.
Она заметила, что на территории лагеря появился посторонний.
Человек в длиннополой белой одежде ехал верхом на муле, тщетно стараясь подбодрить меланхолично плетущееся животное толчками пяток и пощелкиванием пальцев свободной от повода руки.
Джой узнала седока, однако не подала вида перед друзьями.
— Скажите, — вдруг обратилась она к Сергею, — когда вы перегоняли трактор, кто-нибудь был поблизости?
— Ты о чем?
— Вы отогнали трактор. До аварии с насосом, да? Кто был при этом?
— Я один, отогнал и все, кому оно надо. А тебе зачем?
— Никого не было поблизости? Матье, например.
Все присутствующие удивленно уставились на нее.
— Нет, — сказал Сергей, — я был один.
Джой слегка растерялась под пристальными и неодобрительными взглядами, поспешно проговорила:
— Пожалуйста, не подумайте плохого, я просто так, между прочим.
— Мастер Ники лишнего шага не ступит, — сказал Баба-Тим.
— Он спасал палатку, — добавила Габи, — я видела, и Даб может подтвердить.
— Почему интересуетесь? — впервые обращаясь к девчонке на "вы", спросил Сергей Гринюк.
— Да нет же… я просто…
— Просто-запросто не надо, барышня.
— Мир вам и радость! — громко поприветствовал нефтяников пожилой наездник в белой одежде, спешиваясь неподалеку.
Радушно галдя, обедавшие высыпали из-за стола, бросились к неожиданному гостю, окружили его и принялись наперебой пожимать ему обе руки и поглаживать равнодушно глазевшего на людей запыленного мула.
Джой поступила как все, с трудом скрывая беспокойство, вызванное появлением Киматаре Ойбора.
— Вы из ближайшей общины? — спросил Сергей.
— Нет, — ответил Ойбор, — я сам по себе.
Он передал поводья услужливому Бабе-Тиму, подошел к столу.
— Милости просим, батя, перекусить с дороги, — красиво изрек Сергей с поклоном.
— Спасибо, я сыт.
— Вы кто, гражданин, кто? — настойчиво интересовался Баба-Тим.
— Оттуда, — Ойбор неопределенно махнул рукой, — мы обслуживаем национальный парк, огромное заповедное пространство. Кто ни проезжает, обязательно толкует про вашу работу. Очень любопытно посмотреть на ваше чудо вблизи, где еще такое увидишь. Но, если нельзя, я уеду. Отдохну и уеду.
— Что вы, что вы, уважаемый, мы гостям очень рады, — сказала Габи.
— Само собой, батя, — заверил и Сергей.
— Если никто не возражает, я с удовольствием показала бы дорогому гостю наше хозяйство, — сказала Джой, приглашая его следовать за ней.
Баба-Тим обхаживал мула с трогательным вниманием, кормил лепешкой с руки, гладил по холке и обнимал, точно случайно встреченного доброго друга. А скотинка, напротив, вела себя крайне высокомерно и неблагодарно, угощение пожирала, презрительно оттопырив нижнюю губу, ответной ласки не проявляла, только фыркала и надменно передергивала ушами.
Киматаре Ойбор и Джой шли по лагерю.
— А что советует русский? — спросил он.
— Решила пока не посвящать. Не нужно, мне кажется, взваливать на него наши заботы, здесь и без того сущий ад. Восхищаюсь им… восхищаюсь их работой.
— Странно… старший инспектор убежден, что вы с ним заранее все обсудили. Насколько я понял капитана, обермастер Корин сам намекнул ему об этом еще на прежнем месте.
— Недоразумение. Но вы, пожалуйста, не разубеждайте его, прошу вас. Признаться, я провинилась. Это я виновата, что мы разминулись.
— Провинились?
— Представьте, как дурочка, увлеклась купанием в озере, позабыла обо всем на свете. А он приезжал, чтобы передать портативную рацию.
— Он сказал, что русский уверял его, будто ты уехала в город по какому-то срочному делу. Проверка установила, что это неправда.
— В город ездил второй мастер, — сказала девушка. — Что-то они напутали. Я задержалась на озере. Только это между нами, пожалуйста.
— Ох, Магда-Луиза, ребенок ты еще, — Ойбор укоризненно покачал головой, — а ведь он возлагал на тебя надежды. И комиссар тоже о тебе отзывается очень тепло.
— Извините, вы, кажется, забыли мое имя. Я Джой Маллигэн. Вы только что оговорились, если я не ослышалась.