— Твоего отчима?
— Да. Спрашивали меня, какие часы самые дорогие? Они… они…
— Ясно, — Родион почувствовал, что девочка готова снова разрыдаться. — Я тебя понял. Ромашка не собирался разговаривать с отчимом. Так? Парень решил его ограбить. Для этого он с тобой и познакомился.
Васька согласно шмыгнула носом. Живущая в ней романтическая дурочка все еще не желала верить отвратительной правде.
— Только с чего ты решила, что он хочет его убить?
— Разговор слышала. На заправке. Карп, друг Ромашки, говорил второму, что нужно идти ва-банк. Говорил, такого шанса больше не будет… Надо брать все… А потом мочить старика и девчонку, то есть дядю Пашу и меня… Мы милицию на них наведем… Они думали, я в туалете, а я за машиной стояла…
— Ты поэтому сбежала?
— Да. Когда мы в пробку попали. Открыла дверь и выпрыгнула из машины. Карп гнался за мной, а потом отстал, — Васька громко икнула. — А дайте мне телефон. Дядю Пашу предупредить. Ну, пожалуйся, а? Мой разрядился.
Щерба с Лерой переглянулись.
— Ты разве не знаешь? — Родион с сочувствием смотрел на несчастного ребенка, обманутого взрослым отморозком. — Здесь нет связи.
— Ни у кого?
— Ни у кого.
— Тогда я должна бежать! Мы ведь недалеко уехали. До проспекта Сталеваров километра два. Правда? Там я мотор поймаю. У меня есть сто рублей. Этого хватит, чтобы до дома добраться.
Проспект Сталеваров, сто рублей на мотор — девочка попала сюда из какого угодно города, только не из Москвы. Щерба попытался говорить мягко.
— Василиса, ты знаешь, сколько сейчас время?
— Конечно! Я постоянно на часы смотрела. Почти десять. Еще можно успеть…
— Сейчас три часа ночи.
— Нет! — девочка неловко улыбнулась, словно Родион неудачно пошутил, — Без пятнадцати десять! Вот.
Она сунула Щербе под нос тонкое запястье, перехваченное ремешком часов. Короткая стрелка на циферблате с золотым ободком мелено ползла к десяти.
— Елки зеленые! Этого не может…
— Может, — женщина уставилась на Щербу с таким видом, как будто только что открыла в себе способность видеть предметы насквозь. — У нее время идет по-другому. Наверное, потому, что она бежит против потока. Из будущего в прошлое.
— Отличная версия! Сценаристы «Полтергейста» будут плакать от зависти. Предлагаю вариант попроще. Она попала сюда из другого часового пояса.
— Смеешься? Это из Америки что ли? Где сейчас десять часов вечера? Уж точно не в Петропавловске-Камчатском!
Правда, где? Чтобы узнать ответ, Родион повернулся к девочке. Но его обдало волной холодного воздуха. Задняя дверь машины хлопнула, сиденье опустело. Васька умчалась спасать отчима.
* * *Щерба не стал ее догонять. Кто знает, может, девчонке одной суждено вырваться из этой западни. Может, выход не в конце, а в начале пробки, там же, где и вход. В любом случае, он не в силах ничем помочь, поэтому лучше не мешать.
Среди машин начали возникать одинокие фигуры. Измученные люди бросали свои автомобили и брели вдоль колонны. Мимо окон «Ауди» проплыла чья-то красная «аляска», следом проковыляла черная дубленка.
— Бензин кончился или аккумулятор сел, — прокомментировала Лера.
— Или нервы сдали. Не хочешь присоединиться?
— Думаешь, я два года пахала на эту тачку, чтобы просто так ее бросить? — От недосыпа лицо женщины слегка припухло, и она стала похожа на Караченцева в молодости. — Нет уж! А потом из обуви у меня только осенние сапоги. Что-то не хочется повторять подвиг Маресьева.
— Тогда я пойду к себе. Пока жена моего добровольного помощника не вручила нам ноту протеста.
Снаружи похолодало. Снег закончился, и небо перестало быть кромешно черным. Оно обрело тот густой цвет, какой никогда не увидишь над городом. Уличные фонари и неоновая реклама делают купол над головой белесым, словно в банку с краской плеснули стакан молока. И только вдали от мегаполисов небо становиться по-настоящему синим. Таким глубоким и чистым, что слово «дауншифтинг» перестает быть синонимом сумасбродства.
Родион постоял немного, как будто пропуская «Ауди», и вдруг сорвался с места. Пересек дорогу, одним прыжком перемахнул через низкое ограждение и пополз по откосу вверх.
Быстрее, быстрее. Главное — не задумываться и не оглядываться. Сзади обиженно загудел «Форд». Это Николай в растерянности сигналил его потерявшему совесть владельцу. Но Щерба претворился глухим. Он на одном дыхании взобрался на склон, лишь слабо удивившись, что на этот раз подъем дался гораздо легче.