— Смоки, мэм.
Она обернулась к девушке за стойкой. Смоки давно не видел таких опрятных девушек, а эта вдобавок была еще и необыкновенно хороша собой. На ней было платье в горошек, золотисто-каштановые волосы перевязаны красной лентой.
— Руфь, это Смоки. Он будет работать у нас.
Руфь улыбнулась:
— Вот и хорошо. Рада с вами познакомиться.
— Не хотите привести себя в порядок, а потом перекусить?
— Хорошо, мэм.
В большой ванной комнате с потолка свисал длинный шнурок выключателя. Смоки легонько потянул за него и увидел в углу допотопный умывальник с педалью и черной резиновой пробкой на цепочке. На раковине были приготовлены бритва, миска с мыльной пеной и кисточка.
Смоки поглядел на себя в зеркало, и ему стало стыдно: честно говоря, он давненько не держал в руках мыла. Он взял большой кусок коричневого мыла «Оквидол» и попытался отскрести угольную пыль, въевшуюся в лицо и руки. Вот уже сутки у него не было во рту ни капли спиртного, и руки дрожали так, что ему стоило больших трудов кое-как побриться. Смоки протер лицо лосьоном «Олд спайс», причесался и вернулся в зал.
Иджи и Руфь накрыли для него стол — жареный цыпленок, коровий горох, репа, жареные зеленые помидоры, кукурузный хлеб и чай со льдом. Смоки взял вилку и попытался есть. Руки так дрожали, что он не мог донести кусок до рта да вдобавок облил чаем рубашку. Он понадеялся, что девушки не заметят, но вскоре блондинка сказала:
— Пошли, Смоки, прогуляемся чуток.
Он взял шляпу и вытер рот салфеткой, решив, что его вышвыривают.
— Да, мэм.
Она вывела его через черный ход на задворки кафе, откуда начинались поля.
— Что, нервишки пошаливают?
— Извините, мэм, что намусорил там у вас, но если честно… В общем, это… Ладно, пойду я. Но все равно спасибо.
Иджи порылась в огромном кармане фартука, выудила маленькую бутылку виски «Дикая индюшка» и протянула ему.
Смоки был благодарным человеком. Он сказал:
— Бог запишет вас в святые, мэм.
Они уселись на бревно под навесом, и, пока Смоки успокаивал нервы, Иджи болтала с ним так, словно они много лет знакомы.
— Видишь вон тот пустырь?
Он посмотрел:
— Да, мэм.
— Когда-то здесь было самое красивое озеро в Полустанке. Летом мы там купались, ловили рыбу. Можно было даже на лодке кататься. — Она грустно покачала головой. — Знал бы ты, как мне его не хватает, ужасно не хватает.
Смоки смотрел на голый пустырь.
— И что же с ним сталось, высохло оно, что ли?
Она прикурила для него сигарету.
— Нет, хуже. Однажды в ноябре сюда прилетела огромная стая уток, штук сорок, если не больше. И сели они точнехонько посередке нашего озера, а пока они там сидели, случилась невероятная вещь. Ни с того ни с сего так быстро похолодало, что все озеро замерзло, секунды за три стало твердым как камень. Раз, два, три — и все.
Смоки изумился:
— Вы это серьезно?
— Ага.
— Что ж, бывает. Бедные утки, наверно, передохли все.
— Да нет же, черт побери! В том-то и дело! Они просто улетели, прихватив с собой озеро. Теперь оно, наверно, где-нибудь в Джорджии.
Смоки уставился на девушку. И когда до него дошло, что она просто-напросто морочит ему голову, вокруг его синих глаз расползлись морщинки, и он захохотал так, что даже закашлялся, и Иджи пришлось постучать ему по спине.
Утирая слезы, он вернулся в кафе, сел за стол и обнаружил, что еда до сих пор теплая. Обед держали в духовке, пока его не было.
Еженедельник миссис Уимс
«Бюллетень Полустанка»
22 октября 1929 г.
Миссис Бидди Луис Отис сегодня заявила, что метеорит, который на прошлой неделе пробил крышу ее дома, она собирается отнести в кафе, и пусть ее перестанут донимать звонками. Ей надоело целый день бегать к телефону Еще она сказала, что метеорит этот — не что иное, как большой серый камень, но если кто захочет поглазеть на него, то пожалуйста, на здоровье, он будет лежать на стойке.
Иджи говорит, что в кафе можно приходить в любое время.
Простите, но больше новостей за эту неделю мне собрать не удалось, поскольку моя дражайшая половина Уилбур подхватил насморк, и мне пришлось бегать вокруг него на задних лапках и выполнять всевозможные капризы.