Мы сидим в «Бургер Кинге» через улицу от «Итона». Мой бойфренд пользуется большим вниманием. Девушки в очереди дерзко, но не без смущения оглядываются на нас, стремясь поймать его взгляд и заранее заливаясь румянцем от самой возможности. Он ест чизбургер с беконом, по-мальчишески ухмыляясь. Даже кетчуп в уголке его губ выглядит очаровательно. Он из Брамптона, дитя пригородов, и на этом свидании попросил меня показать нетуристические места Торонто. Я только такие и знаю: мы с мамой перебрались в центр совсем недавно, после того как университет выделил ей жилье. А раньше я ездила в школу за пять остановок метро отсюда и гуляла только в радиусе десяти кварталов от школы, пока не садилась на автобус, идущий на север, к дому.
Я провела бойфренда по разным районам, которые мы исследовали в девятом классе на уроках географии, когда месье Уайетт устраивал поисковые игры. А сюда мы завернули, потому что бойфренду потребовалось «заправиться» и он хотел посидеть около окна, глядя на толпу на улице, на мормонов, раздающих листовки, на Санта-Клауса с голым торсом, стучащего по перевернутым ведрам. Его готовность удивляться окружающему одновременно умиляет и раздражает меня. Он ведет себя так, будто этот «Бургер Кинг» чем-то отличается от такого же в их районе, и потому я прищуриваюсь, складываю руки на груди и в досаде испускаю глубокий стон.
— Ты чего? Заказать тебе что-нибудь?
Ему шестнадцать лет, он всего на год моложе меня, но до сих пор задает такие вопросы.
— Все нормально, — отвечаю я. — Не нужно все время пытаться мне угодить.
Через сорок пять минут я решаю закончить экскурсию в гавани, съев по мороженому. Это своего рода городская летняя традиция, и мне кажется, что ему она понравится. Когда он пишет мне после прогулки, интересуясь, когда мы снова увидимся, рядом со мной стоит мама. Я слишком долго не переплетала косички, они разлохматились, волосы у корней свалялись, и мама помогает мне распутать их. Телефон вибрирует, но я не отвечаю. Мама продолжает расплетать очередную косичку и, даже не глядя на меня, спрашивает:
— Кто звонит?
— Друзья.
Она отвечает не сразу, а потом замечает одержанным тоном:
— Раньше расчесывание не мешало тебе болтать с Рошель. Или с Джордан.
Я молчу. Может, сказать ей, что мы с Рошель в контрах, а потому я не общаюсь ни с кем из нашей компании? Отчасти это правда. Даже когда мы переехали в Норт-Йорк, всего в двадцати минутах езды от нашего прежнего дома, я виделась с подругами с Марли-авеню только по выходным, а теперь, когда мы перебрались в студию в центре города, встречаюсь с ними и того реже. Но мы по-прежнему перезваниваемся. Если наврать маме, что я с ними поругалась, она потребует подробностей. Придется притворяться расстроенной или обиженной, держать выдумки в голове, чтобы не проколоться. Сочинять небылицы мне надоело: теперь я доросла до искусства хранить секреты. Однако мне до сих пор почему-то проще смолчать, чем сказать правду.
Ханна и Джастин, мои приятели по драмкружку, не понимают моей скрытности.
— Кара, тебе семнадцать лет. Ты уже можешь водить машину, — заметил однажды Джастин. — Даже жить отдельно от мамы и работать в баре…
— Это только в девятнадцать, — поправила его Ханна.
— На самом деле в восемнадцать, но пить по закону разрешается с девятнадцати, — внесла ясность я. — Мисс Янсен постоянно твердит об этом в классе.
— Ну все равно, — отмахнулся Джастин. — Я к тому говорю, Кара, что ты уже взрослая и тебе позволено иметь бойфренда.
Теперь я сосредотачиваюсь на колтуне в конце косички. Вот возьму и ляпну как ни в чем не бывало: «Да это мой бойфренд звонит», словно мне и в голову не может прийти, что мама мигом взбесится и закатит убийственный скандал. Нет, ничего не выйдет. Слишком невозмутимо. Слишком по-канадски, в стиле моих новых одноклассников. Слишком по-белому.
— Это новый друг, — сообщаю я. — Родственник Рошель.
Лучше все-таки говорить правду, до определенной степени.
— Парень. — Это не вопрос.
— Мы познакомились на дне рождения Рошель пару месяцев назад.
Мама берет расческу и продирается зубцами через мои спутанные волосы.
— И о чем вы разговариваете?
— О кино.
Она вычесывает колтун, так ожесточенно дергая пряди, что я охаю.
— Ты виделась с ним с тех пор? — спрашивает мама.
— Он живет в Брамптоне.
Однажды он заикнулся: не все же ему ездить ко мне, могу и я к нему прокатиться на пригородном автобусе. У него-то в гостях мне не придется озираться по сторонам, как на улицах и в кафе, опасаясь знакомых матери. Даже не знаю, почему я не соглашаюсь: то ли считаю, что риск себя не оправдывает, то ли просто боюсь.