Едва я успеваю усесться, как бабушка водружает передо мной тарелку с едой, ставит на кружевную салфетку высокий стакан моего любимого лимонада и садится рядом. Всегда немножко странно, когда она перестает хлопотать и отрывается от сиюминутных дел. С мамой то же самое. Только у нее энергия тихая — мощная, но скрытая в глубине, так что, когда мама останавливается, в атмосфере что-то меняется. Бабушка же громкая, крепкая. Когда она сидит спокойно, мир вокруг нее, кажется, замедляется.
Я беру вилку, и бабушка наблюдает, как я кладу в рот кусочек плантана, — на вид она невозмутима, но у меня создается впечатление, что она задерживает дыхание. Когда я киваю, одобряя сладкий вкус любимого детского блюда, она откидывается на спинку стула.
— Не пережарилось?
— Нет, — отвечаю я. — В самый раз.
Некоторое время она не. задает вопросов, позволяя мне поесть, и разглаживает ладонью полиэтилен.
— Как в университете?
— Хорошо. Трудно. Много задают. Жду не дождусь, когда закончу.
— Хм. Да, я понимаю, чтобы стать педиатром, нужно много заниматься.
Я медленно жую.
— Когда я мечтала стать детским врачом, бабушка, мне было девять лет. Сейчас мне девятнадцать. Многое изменилось.
— На кого же ты учишься?
— На киноведа.
— На киноведа? — Повторяя это слово, она кривит рот, словно пытается распробовать каждый слог и выжать из него смысл. Я невольно представляю себе, как она годами надрывалась на работе, как вставала ни свет ни заря, чтобы выносить судна и перестилать постельное белье, как скрипела зубами, когда ее подопечные забывали, какой нынче век, и называли ее черножопой обезьяной. Я громко прочищаю горло.
— Расскажи мне про сон, бабушка.
— Для тебя сны не имеют значения. Ты ведь канадка, — замечает она с подчеркнутым акцентом и ухмыляется себе под нос.
— Но я все же знаю, что надо обязательно приехать, если речь идет о сне.
Она пристально смотрит на меня и начинает медленно и четко говорить:
— Мне снились женские руки, приложенные ко рту. Потом женщина их отводит, и зубы у нее вываливаются, понимаешь? Я отступаю назад, чтобы разглядеть, кто это. И оказывается, что женщина похожа на Элоиз.
Я делаю глоток лимонада, стараясь выглядеть равнодушной. Видеть во сне выпавшие зубы — плохая примета.
— Мама, наверно, подумает, что ее преследует даппи, — говорю я.
— Э-э, не шути над этим, Кара. Даппи — очень злой дух, он может свести тебя с ума, разрушить всю твою жизнь.
— Ты рассказывала мне об этом в детстве.
— Повторенье — мать ученья. Даппи существовали задолго до твоего рождения, задолго до всех нас.
— Мама тоже так говорит, — киваю я.
Бабушка выпускает изо рта воздух, словно хочет свистнуть.
— Кое в чем твоя мама бывает права.
6
Я переходила в старшую школу, когда мама сообщила мне, что мы будем жить с бабушкой. Для меня это не было неожиданностью: во время Рождества я подслушала, как мама просит бабушку об одолжении. Однако меня поставили в известность только в мае, за неделю до переезда.
Как-то я вернулась домой из школы, и мама сказала: мы идем в ресторан, выбирай любой. Я поняла, что она разогревается перед тем, как расстроить меня. В ресторане мама подождала, пока я распробую гамбургер за пятнадцать долларов, и тогда сказала:
— Некоторое время мы поживем у бабушки.
Прикидывая, какой должна быть реакция, я выпила почти всю колу, но придумала только односложный ответ:
— Зачем?
— Потому что так надо.
— Для чего?
— Потому что я так сказала. — Мама отхлебнула мартини, который заказала для себя. — Хватит болтать. Ешь.
У нас ушли три бессонные ночи, чтобы перевезти вещи из квартиры в Белгрейвии. Мебель мы поставили в бабушкин гараж, а одежду занесли в дом. Я даже затащила наверх маленький телевизор — мамин подарок на Рождество, когда мне было восемь лет.
Поначалу все шло почти идеально. Бабушка, кажется, радовалась необходимости готовить для кого-то каждый день, поскольку дедушка снова загулял и появлялся лишь изредка, чтобы поесть и развеять вечернюю скуку. Жареные плантаны и яичница на завтрак. Козлятина карри и рис с горошком на ужин. Бабушка даже собирала мне обед в школу: домашняя ветчина и сэндвичи с индейкой на багете из булочной, что возле магазина мужской одежды.