Сантос, очевидно, был уверен в своей лодке и своем моторе. Я понимал: в противном случае он не повез бы нас. Но он только предупредил о том, что река неспокойна. Он не сказал — непреодолима. Умело, и я бы сказал, с любовью этот человек вел лодку против ветра, то поворачивая слегка, то возвращая на прежний курс. Река швыряла ее из стороны в сторону, волна, казалось, вот-вот накроет нас. Я опасался за портфель, поскольку не позаботился о том, чтобы завернуть банкноты в нейлоновый мешочек. Тьма была непроглядная. Мы плыли почти вслепую, фонарик на корме Сантос погасил, как только мы отчалили. Я внимательно следил за нашим кормчим. Сантос был внешне спокоен, молчалив и сосредоточен. Я был уверен, он отлично знает, куда плыть, — речники никогда не сходят с верного пути. Они видят в темноте, как летучие мыши, и если их вдруг снесет течением или забарахлит магнитная стрелка, то свой внутренний компас, выработанный за многие годы работы на реке, никогда их не подведет.
И все-таки однажды я испытал панику. Итати исчез, горизонт — тоже. Виднелась лишь тонкая линия, более темная, чем предрассветный мрак, которую хотелось принять за противоположный берег. Ширина реки в этом месте, наверное, километра три-четыре, и, хотя дождя не было, мы погрузились в нечто влажное и липкое. Но я взял себя в руки, подумав, что моя паника — всего лишь застарелый страх человека, владевшего множеством вещей, о которых следовало заботиться, таким я был миллион лет назад, в данный момент мне совершенно нечего терять, кроме собственной жизни и Грисельды, что, в сущности, не имеет значения. И я произнес мысленно: «Все хорошо: пусть удар волны разобьет нас к чертовой матери. Выплывем мы или не выплывем — в любом случае все окончится хорошо». Конечно, я не собирался умирать там и тогда и намеревался бороться за жизнь, но эта мысль меня успокоила.
Вдруг лодка резко остановилась, словно задержанная высшей силой. Раздался скрежет, моторчик кашлянул и заглох. Я понял, что мы напоролись на песчаную отмель.
Я, возмущенный, с руганью накинулся на Сантоса, дескать, как такое оказалось возможным. Неужели он не знал о существовании мели?! Сантос ответил, как и следовало ожидать, что ошибся в расчетах и что течение оказалось быстрее, чем он думал. Он сказал также, что мы уже находимся в парагвайских водах и что нас снимет с мели корабль парагвайской береговой охраны. Сантос выпрыгнул из лодки, вода оказалась ему до колен.
Я догадался: он просто-напросто разыгрывает нас, не желая завершать переправу. Не исключено, что у него были проблемы с парагвайскими властями, а может быть, он договорился с девицами и собирался выдать нас Военно-морской префектуре Аргентины. Или все точно рассчитал — и посадку на мель, и появление парагвайского корабля. Как бы то ни было, тип прикидывался дураком. Мне это было не по вкусу. Я достал из сумки револьвер калибра тридцать восемь сотых дюйма, перешагнул через доску, на которой сидела Грисельда, и направил оружие на лодочника.
— Давай залезай и греби, куда велено, ведь был уговор.
Сантос не шелохнулся. Тогда я вогнал ему пулю в левую ногу, в то место, где колыхалась вода, немного пониже колена. Лодочник подпрыгнул и заорал, дескать, как я мог сделать такое, что я сумасшедший. Он схватился за ногу, упал в воду, поднялся. Я, было, подумал, что его унесет течением, но он оказался очень сноровистый: одной рукой зажимал рану на ноге, а другой держался за борт. Наконец залез в лодку и сел у моторчика. Из раны обильно текла кровь.
— А теперь послушай меня, сукин сын, — сказал я тихо, но твердо. — У тебя есть выбор: или ты снимаешься с мели и быстро доставляешь нас на парагвайский берег, после чего возвращаешься домой и идешь к врачу, или я тебя пристрелю и брошу на съедение паломерам, так, кажется, называют тварей, живущих в этой мерзкой реке. Решай, что тебе милее.
Сантос перетянул ногу веревкой на уровне колена, быстро и молча с помощью весла снял лодку с отмели и завел моторчик. Суденышко полетело как птица. Несколько минут спустя мы увидели парагвайский берег. Сантос без дополнительных понуканий направил лодку к чему-то вроде естественного причала, хорошо укрытому от посторонних глаз, что типично для мелких контрабандистов. Мы высадились. Сантос посоветовал нам подняться метров двести вверх по течению реки. Там якобы есть тропинка, ведущая к грунтовой дороге, которая, в свою очередь, выведет нас к ближайшему поселку Десмочадос.
Я понимал: лодочник теперь по-настоящему торопится. Он ощупал ногу, выясняя, насколько она онемела. Мне хотелось пристрелить негодяя. Ничего не стоило вогнать в него еще одну пулю — я, признаться, уже чувствовал себя профессиональным убийцей, тем не менее решил отпустить его. То, что он расскажет по возвращении, не облегчит нашего положения. Я опустил револьвер. Грисельда мгновенно его перехватила и… Голова лодочника разлетелась вдребезги.