Рик хмыкнул, и в ту же секунду дверь стремительно распахнулась. Бак, залаяв, вскочил, а Энни отвернулась к кухонному окну, большому и темному, в котором при свете свечи четко отражалось все происходившее у нее за спиной.
Нет, она ни за что не станет подсматривать!
Энни поспешно закрыла глаза. Позади послышалось шлепанье босых ног. Все ближе, ближе...
– Обещай, что не станешь подсматривать, – прошептал ей на ухо Рик.
Теплое дыхание коснулось нежной кожи у нее на шее, и Энни вздрогнула. Да как он смеет подходить к ней так близко голым? Ну, она ему сейчас задаст! Не оборачиваясь, Энни попыталась ткнуть Рика локтем в бок, однако он, предвидя это, молниеносно отскочил в сторону и рассмеялся.
Нет, он просто невозможен! Вот она откроет глаза, будет тогда знать! А впрочем, именно этого он, похоже, и добивается.
Энни осторожно открыла один глаз, потом другой... и почувствовала острое разочарование: у Рика вокруг пояса было повязано полотенце. Маленькое, однако прикрывавшее самую уязвимую часть тела и в то же время оставлявшее обнаженными массивную грудь, ноги и одно бедро. Почти все тело Рика было покрыто ровным загаром.
Красив, ничего не скажешь!
Энни подняла голову... и встретилась в окне взглядом с глазами Рика. У нее тотчас же перехватило дыхание.
– Ты подсматривала, – тихим голосом констатировал Рик. Смело обернувшись, Энни скрестила руки на груди.
– Ты сам этого добивался.
– Да? Это еще почему?
Он шагнул к ней, и сердце ее исступленно забилось. Сейчас, глубокой ночью, в тусклом свете свечи, она не могла больше делать вид, что не было того страстного поцелуя.
– Мы оба знаем почему, Рик.
– Ты избегаешь отвечать на мои вопросы, точно так же, как всю неделю избегала меня.
Да, с этим мужчиной нужно быть предельно откровенной. Иного он не приемлет.
– Мне требовалось время поразмыслить. Я не могу не думать о последствиях и...
– Я позабочусь о тебе, Энни. – Тихий голос Рика был пронизан страстью. – Когда-то я совершил подобную ошибку, больше этого не повторится.
– Я говорю не об этих последствиях.
Рик долго молча и настороженно смотрел на нее, а потом сказал:
– Буду с тобой предельно откровенным. Моя бывшая жена отбила у меня всякую охоту влюбляться в кого бы то ни было. Но ведь я живой человек, Энни, и я уже давно живу один, без женщины. – И прибавил: – А любовью я хочу заниматься только с тобой.
Хотя Энни ожидала чего-то подобного, однако такое откровенное признание смутило ее.
– Не знаю, говорил ли кто-нибудь тебе, что не всегда нужно выкладывать все, что думаешь. Иногда стоит кое о чем и умолчать. – Она прерывисто вздохнула. – Но уж поскольку мы говорим начистоту, то слово «любовь» к нашим с тобой будущим отношениям неприемлемо. Мы не любим друг друга, Рик. Ты хочешь заниматься со мной не любовью, а сексом.
– Называй это как хочешь.
– Но почему ты выбрал меня? Почему не какую-нибудь хорошую местную девушку? Которая была бы счастлива выйти за тебя замуж и нарожать тебе детишек?
Рик шагнул к ней. Энни попыталась попятиться, да некуда, он загнал ее в угол. По-прежнему не глядя ему в глаза, она сосредоточила взгляд на концах обмотанного вокруг его пояса полотенца, которое Рик придерживал рукой. Даже в темноте кухни было видно, как он возбужден.
– Потому что хорошие местные девушки меня не интересуют. Я хочу только тебя.
И единственное, что она может сделать, чтобы его желание осуществилось, это снять его руку с полотенца. Тогда оно упадет к его ногам и уже не будет пути назад.
– Не трясись так, – тихонько проговорил Рик. – Я тебя не обижу.
– А я и не боюсь.
«Врешь», – издевательски произнес внутренний голос.
Рик молча смотрел на нее, спокойный, сдержанный, но пламя свечи отражалось в расширенных зрачках, и Энни прекрасно понимала: под напускной холодностью бушует пламя.
– Не сегодня, – тихо прошептала она и вздрогнула. – Я не могу.
Рик прищурился:
– Не можешь или не хочешь? Не лги мне, Энни. Я этого не потерплю.
В груди Энни вспыхнула злость, заглушая уже охватившее ее желание.
– Не могу. Я... гм... не совсем здорова.
Вместо того чтобы отстраниться, как она ожидала, Рик приблизился к ней вплотную. Энни обдало его теплом.
– Но поцеловать-то тебя я могу?
– Думаю, что да.
О Господи, да! Снова ощутить прикосновение его горячих твердых губ к ее губам, сладость его ищущего языка, почувствовать, как по телу разливается желание...
Рик отступил, и она едва не застонала от разочарования.
– Пойду надену джинсы, – пробормотал он. – Потому что, если ты думаешь, что твои месячные меня остановят, ты глубоко заблуждаешься. Встретимся на веранде, там прохладнее.
Он повернулся к ней спиной и растворился во мраке. Энни взяла кружку с чаем, но рука так сильно дрожала, что чай пролился на стол. Тогда она поставила кружку и пошла на веранду, ждать.
Ей не показалось, что на свежем воздухе прохладнее.
Когда несколькими минутами позже Рик вышел на веранду, Энни сидела на перилах, подтянув колени к груди, в уголке, где обычно всегда сидел он сам. О Господи, как же она хороша! И такое ощущение, будто сидит на этом месте всю жизнь.
Энни выжидающе смотрела на него.
– Ты заняла мое место, – проговорил Рик и тотчас же выругал себя за эти неосторожные слова.
– А почему это место твое? – спросила Энни и уткнулась подбородком в колени, чтобы скрыть улыбку.
Ага. Так, значит, она все-таки заметила, что он дал промашку. Отведя взгляд от ее насмешливо искрящихся глаз, Рик перевел его на ее ноги, видневшиеся в вырезе халата – стройные, длинные, так и манившие пройтись руками или языком по их гладкой коже.
– Потому что я всегда здесь сидел, когда приходил на веранду со своим отцом, – пояснил он, облокачиваясь о перила, которые находились на уровне пояса, что было не очень удобно, зато скрывало от глаз Энни то, что уже не составляло для нее тайны. – Отец всегда выходил на веранду утром покурить, а я – позавтракать. Мы смотрели, как восходит солнце, а потом шли работать. Отец умер десять лет назад, а я по-прежнему прихожу сюда каждое утро понаблюдать за восходом солнца.
– Почему?
Рик смущенно пожал плечами:
– Наверное, потому, что это красивое зрелище.
– Думаю, это уважительная причина, – заметила Энни и, секунду помолчав, спросила: – А твоя мама? Ты о ней ничего не рассказываешь.
– Она умерла, когда мне было четырнадцать лет. – Даже теперь, двадцать лет спустя, при воспоминании о матери Рик почувствовал боль. – Она простудилась, потом простуда перешла в воспаление легких. Врачи сказали, что поражена сердечная мышца. Она умерла во сне.
Рик почувствовал, как Энни накрыла его руку своей теплой ладонью.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
– Да. – В горле у него застрял комок, и Рик поспешно проглотил его. – Трудное это было время. После того как мама нас покинула, отец так до конца и не оправился.
– «Нас покинула»... – шепотом повторила Энни и покачала головой. Рик вопросительно взглянул на нее, однако она лишь спросила: – У тебя есть братья или сестры?
– Два младших брата и сестра. – Рик провел большим пальцем вокруг ее мягкой, влажной ладони. Раз, другой, третий. – Эрик живет в Миннеаполисе, работает в рекламном агентстве. Ларе – владелец компьютерной компании в Милуоки, а Ингрид живет в Канзасе с мужем и детьми. Я ее теперь редко вижу.
– Рюрик, Эрик, Ларе и Ингрид. – Энни вопросительно вскинула брови. – Слушай, а ты, случайно, не норвежец?
Рик ухмыльнулся:
– Родители были наполовину норвежцами. Мы, дети, лишь их невинные жертвы.
– Тебе подходит имя Рюрик. Хотя оно больше распространено в Исландии.
Рик сжал ее руку. Энни не попыталась ее выдернуть, что пришлось Рику по душе.
– А ты откуда знаешь?
– По своей работе мне много чем приходится интересоваться. Помимо всего прочего, и народным фольклором. Рюрик происходит от Рорик, имени скандинавского бога.