Примерно половина писем оказалась написана старой леди и девушкой Льюиса, Эмили. Письма Эмили, несмотря на старомодные обороты, напомнили Рику о Хизер, пока он не наткнулся на предложение, поразившее его:
«Как я скучаю по тем страстным ласкам, которыми мы обменивались во мраке ночи... «
О Господи! А он-то всегда считал, что в те давние времена женщины были сдержанными и не придавали никакого значения сексуальной жизни. Похоже, эта зазноба Льюиса была не робкого десятка. Ухмыльнувшись, Рик взглянул на портрет Хадсона и поднял вверх оба больших пальца.
Молодчина! Неудивительно, что он улыбается.
Так вот ты, оказывается, какой, Льюис Хадсон. По уши влюбленный парень, мечтатель, имевший привычку слишком много думать. Он, Рик, в детстве тоже любил помечтать. Похоже, те сто шестьдесят лет, что отделяют его от Хадсона, не такой уж долгий срок.
Последнее письмо поразило Рика, хотя он уже знал всю историю от Энни.
«Лейтенант Льюис Хадсон самовольно оставил свой пост и пренебрег обязанностями офицера, а посему лишается всех прав, привилегий и денежного содержания, полагавшихся ему в соответствии с постановлением правительства Соединенных Штатов. Довожу до вашего сведения, что в случае его обнаружения и привлечения к суду его действия будут расцени-ваться как государственная измена и караться по всей строгости закона. Личные вещи лейтенанта Хадсона я переправляю вам, его родным. Разделяю ваше горе и потрясение столь несчастливым поворотом событий. Дай вам Бог силы простить вашего сына за его постыдный поступок».
– Черт! – сердито воскликнул Рик и сам поразился силе своего гнева.
Он обернулся к Энни. Можно лишь восхищаться ее преданностью Хадсону. О Господи, кажется, все на свете отдал бы, чтобы рядом была женщина, настолько ему преданная.
Рик положил письма на место, придавил камнем и тихонько оделся. Все это он проделал, не спуская глаз с Энни, пытаясь не поддаться глубокому, всепоглощающему желанию, которое она у него вызвала.
Одевшись, Рик направился к двери, но по дороге остановился и осторожно накрыл Энни простыней, легонько коснувшись при этом ее гладкой кожи. Поцеловав Энни в щеку, он пошел работать.
Глава 12
«27 июля 1832 года.
Территория Мичиган
Невозможно представить более бессмысленную войну. Бесконечные переходы нас выматывают, высоты труднопреодолимы, в лесных чащах подстерегают бог знает какие опасности, в прериях не спрятаться. Мы с трудом ориентируемся на местности. Генерал Аткинсон не может решить, то ли наступать, то ли отступать. Кормят отвратительно, и с каждым днем мои подчиненные все больше поддаются панике. Самый страшный наш враг – это мы сами, и я ни с кем не могу поделиться своими опасениями, что за следующим холмом или деревом нас подстерегает неминуемая гибель».
Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине
На следующий день Рик, как обычно, вернулся домой пообедать. Войдя в дом, он услышал мерное рычание пылесоса. Все ясно: Энни вздумалось наводить в гостиной порядок. С минуту он постоял с ботинками в руке, прислушиваясь, потом бросил ботинки на пол и стянул с себя рабочую одежду.
Нужно сначала вымыться, а потом затолкать этот вопящий агрегат в угол и заняться с Энни любовью прямо на полу в гостиной, под угрюмыми взглядами прадедушек и прабабушек.
Плеснув себе в лицо холодной водой, Рик почувствовал необыкновенный прилив энергии. Повернувшись, он принялся вытаскивать из корзинки для белья, стоявшей на сушилке, чистые шорты и заметил, как что-то упало на пол. Лифчик!
Рик уставился на этот маленький предмет, чувствуя, как капельки воды, щекоча кожу, стекают по шее на голую грудь. Всего лишь лифчик...
Таких он перевидал за свою жизнь сотни. К шестнадцати годам он уже вполне овладел искусством расстегивать крючки, так что лифчики не являлись для него тайной за семью печатями. Однако такого изящного, какой лежал сейчас перед ним на полу, ему еще не доводилось видеть. Белый, кружевной, весь расшитый крошечными жемчужинками, этот лифчик, казалось, взывал к тому, чтобы им восторгались и снимали его с благоговением.
Ну уж благоговения у него сейчас хоть отбавляй.
Рик направился в гостиную, горя желанием поскорее увидеть, какое белье надето на Энни сейчас. В дверях он остановился как вкопанный, и на губах его расплылась улыбка. Энни пылесосила пол и одновременно исполняла какой-то энергичный танец, виляя бедрами.
О Господи, да эта девица святого вгонит в грех!
Рик молча наслаждался пленительной сценой. Внезапно Энни вскинула голову и замерла. Ну наконец-то заметила, усмехнулся Рик. На лице ее отразилось сначала недоумение, а потом смущение. Дотянувшись ногой до кнопки, она выключила пылесос.
– Ты пытаешься напугать меня до смерти? – укоризненно спросила она.
– Нет, просто восхищаюсь, как ты покачиваешь бедрами. Зардевшись, Энни бросила взгляд на часы:
– Но еще нет и одиннадцати, почему ты вернулся так рано?
– А ты как думаешь? – ответил Рик вопросом на вопрос, направляясь к ней.
– Сейчас?! – Она ухмыльнулась. – Тебе мало вчерашнего дня, вечера и сегодняшнего утра?
– А знаешь, мне нравится, когда ты ходишь в одной юбке. – Не отвечая на вопрос, Рик притянул Энни к себе, ухватился рукой за подол легкой юбки и потянул ее вверх. – Очень удобно.
– Не говоря уж о том, что в жаркую погоду прохладнее.
– Будет еще прохладнее, если ты ее снимешь, – заявил Рик и, забравшись под трусики, накрыл рукой гладкую теплую попку.
Ему нравилось в Энни то, что она никогда не притворялась. Если говорила «да» – это действительно было «да», а «нет» – «нет». Не то что его бывшая женушка. С Энни ему не приходилось ни в чем сомневаться. Во всяком случае, в вопросах секса.
– Пойдем в спальню? – прошептала она, покрывая поцелуями его шею. Когда она добралась до мочки уха, Рик почувствовал страшное возбуждение.
– А почему не здесь? На полу, прямо перед стариком Оле. По-моему, совсем неплохо.
Энни взглянула на овальную фотографию под стеклом. Седовласый старик с белой бородой, ниспадавшей на черный сюртук, хмуро смотрел на них, словно хотел сказать: «И думать об этом не смей, мальчишка».
– Сомневаюсь, что старику Оле понравилось бы, если бы мы стали заниматься любовью прямо у него под носом, – заметила Энни, подтверждая словами то, о чем подумал Рик.
– А я думаю, ему будет приятно созерцать твою попку вместо шляпы бабки Клем.
– Чьей шляпы?
– Моей двоюродной бабушки Клементины.
И Рик принялся стягивать с Энни юбку. Она не попыталась его остановить, и юбка с тихим шорохом упала на пол. На Энни оказались ярко-зеленые трусики из какой-то прозрачной сверкающей материи, почти ничего не скрывавшие. Рик рывком притянул ее к себе.
– У нее такой вид, будто на голове лежит какая-то дохлятина.
Расхохотавшись, Энни запустила руки под пояс шорт Рика.
– Как тебе не стыдно! Такие шляпы тогда были последним писком моды... Ой, что это тут у нас?
Рука ее сомкнулась вокруг его возбужденной плоти, потом принялась медленно поглаживать ее, и у Рика перехватило дыхание.
– Ты же знаешь нас, мужиков, – с трудом выговорил он. – Мы только об этом и думаем.
– Открою тебе маленький секрет. – Энни еще раз погладила его плоть. – Мы, женщины, тоже об этом думаем.
– Так давай перестанем думать, – предложил Рик, стягивая с нее футболку, – и сразу перейдем к делу.
Под футболкой оказался лифчик яблочно-зеленого цвета, такого же, как и трусики. Под прозрачной блестящей материей виднелись темные затвердевшие соски. Наклонившись, Рик коснулся языком одного из них, не снимая лифчика, и Энни, запустив руки ему в волосы, прерывисто вздохнула и притянула его к себе поближе.
Пока Энни тихонько постанывала, Рик пытался нащупать у нее на спине застежку.